Симона благодарно взглянула на него.

– Да, Рауль, конечно же ты прав. Все, что мне нужно, – этоотдых и покой.

Она закрыла глаза и откинулась на обнимавшую ее руку.

– И счастье, – прошептал Рауль ей в ухо.

Он крепче прижал ее к себе. Симона, сидя все еще с закрытымиглазами, глубоко вздохнула.

– Да, – прошептала она, – да. Когда твои руки обнимают меня,я чувствую себя в безопасности. Я забываю о той ужасной жизни, какую веду, –жизни медиума. Ты очень много знаешь, Рауль, но даже тебе не дано понять, чтоэто такое.

Он почувствовал, как ее тело замерло в его объятии. Ее глазаоткрылись, и она снова уставилась пристальным взглядом прямо перед собой.

– Находишься в кабинете, в темноте, поджидая, и темнота этаужасна, Рауль, ибо это темнота пустоты, небытия. Умышленно растворяешься в этомнебытии. И тогда ничего не знаешь, ничего не чувствуешь, но наконец наступаетмедленное мучительное возвращение, пробуждение от сна, но это так ужасноутомительно.

– Я знаю, – прошептал Рауль, – я знаю.

– Так утомительно, – снова прошептала Симона.

Ее тело, казалось, становилось все слабее и слабее с каждымпроизнесенным словом.

– Но ты изумительна, Симона.

Рауль взял ее руки в свои, стараясь вдохнуть в нееэнтузиазм:

– Ты уникальна, ты – величайший медиум, какого когда-либознал мир.

Она с легкой улыбкой покачала головой.

– Да, да, – настаивал Рауль.

Он вынул два письма из кармана.

– Взгляни-ка, вот от профессора Роше из Сальпетриер, адругое от доктора Жене из Нанси – и в обоих содержится просьба, чтобы ты хотябы изредка продолжала с ними сотрудничество.

– О нет!

Симона неожиданно вскочила.

– Я не хочу! Не хочу! С этим все кончено, ты обещал мне,Рауль.

Рауль изумленно смотрел на нее. Она стояла, чутьпошатываясь, и походила на затравленного зверя. Он поднялся и взял ее за руку.

– Да, да, – сказал он. – Конечно же с этим будет закончено,само собой. Но я так горжусь тобой, Симона, вот почему я упомянул об этихписьмах.

Она искоса с подозрением быстро глянула на него.

– И не захочешь, чтобы я продолжала сеансы?

– Нет, нет, – ответил Рауль, – если только у тебя самой непоявится интерес, хотя бы изредка для этих старых друзей…

Она в возбуждении перебила его:

– Нет, нет. Никогда больше. Это опасно. Верь мне. Я чувствуюее, страшную опасность.

Она стиснула ладонями голову и пошла к окну.

– Обещай мне, что никогда больше этого не будет, –обернувшись, сказала она просительно чуть слышным голосом.

Рауль подошел к ней и обнял за плечи.

– Дорогая моя, – заговорил он с нежностью, – обещаю тебе,после сегодняшнего вечера ты больше никогда не будешь проводить сеансы.

Он почувствовал, как она вздрогнула.

– Сегодня, – прошептала она. – Ах да… Я забыла про мадамЭкс.

Рауль взглянул на часы:

– Она придет с минуты на минуту, но, может быть, Симона,если тебе нездоровится…

Казалось, Симона едва его слушает, следя за ходом своихмыслей.

– Она странная женщина, Рауль, очень странная женщина. Тызнаешь, она вызывает у меня такое ощущение… почти ужас.

– Симона!

В его голосе был упрек, она сразу почувствовала.

– Да, да, Рауль, я знаю, ты как все французы. Для тебя любаямать – это святое, и с моей стороны нехорошо так говорить, когда она убиваетсяиз-за потери своего ребенка. Но мне трудно объяснить тебе, она такая огромная истрашная, и ее руки – ты когда-нибудь обращал внимание на ее руки, Рауль?Большие сильные руки, такие же сильные, как у мужчины. О!

По ее телу пробежала дрожь, и она закрыла глаза. Рауль убралсвои руки и проговорил почти холодно:

– Никак не могу понять тебя, Симона. По-моему, ты, женщина,не должна была бы испытывать ничего, кроме симпатии, к другой женщине, матери,недавно потерявшей своего единственного ребенка.

Симона сделала нетерпеливый жест.

– О, именно этого ты не можешь понять, мой друг! Никто неможет помочь в этом. В первый же момент, как я ее увидела, я почувствовала…

Она взмахнула руками.

– Страх! Вспомни, сколько времени прошло, прежде чем ясогласилась проводить для нее сеансы. Я чувствовала, что она принесет мненесчастье.

Рауль пожал плечами.

– А между тем она тебе принесла прямо противоположное, –проговорил он сухо. – Все сеансы прошли с успехом. Дух маленькой Амелии сразуже смог руководить тобой, и материализация была просто потрясающей. ПрофессоруРоше следовало бы присутствовать на последнем сеансе.

– Материализации… – произнесла Симона, понизив голос. –Скажи мне, Рауль, – ведь ты знаешь, что я ничего не сознаю, пока нахожусь втрансе, – материализации на самом деле так поразительны?

Он восторженно кивнул.

– В начале нескольких сеансов фигура ребенка представала ввиде туманной дымки, – пояснил он, – но во время последнего сеанса…

– Да?

Он старался говорить очень мягко.

– Симона, ребенок, который стоял перед нами, былпо-настоящему живым, из плоти и крови. Я даже прикоснулся к девочке, но,видимо, это прикосновение причинило тебе боль, и я не позволил мадам Экспоступить так же. Я боялся, что она потеряет самоконтроль и в результатепричинит тебе вред.

Симона опять повернулась к окну.

– Я была страшно измотана, когда пробудилась, – прошепталаона. – Рауль, ты уверен, действительно уверен, что все это правильно? Тызнаешь, что добрая старая Элиза думает, будто я общаюсь с дьяволом?

Она натянуто засмеялась.

– Ты знаешь, что я думаю, – проговорил Рауль серьезно. –Прикосновение к неизведанному всегда таит опасность, но это благородное дело,ибо движет науку. В мире всегда были мученики науки, пионеры, приносившие жертвуна ее алтарь во имя того, чтобы другие могли не страшась следовать по ихстопам. Те десять лет, что ты работала для науки, стоили тебе ужасного нервногонапряжения. Ты выполнила свою миссию, и отныне ты свободна, чтобы бытьсчастливой.