Она нежно ему улыбнулась, спокойствие вернулось к ней. И тутже бросила быстрый взгляд на часы.

– Мадам Экс опаздывает, – прошептала она. – Может, она непридет.

– Думаю, она будет, – возразил Рауль. – Твои часы, Симона,немного спешат.

Симона двинулась по комнате, там и сям поправляя безделушки.

– Интересно, кто она, эта мадам Экс? – проговорила она. –Откуда она появилась, кто ее родные? Странно, но мы ничего о ней не знаем.

Рауль пожал плечами.

– Большинство людей, приходящих к медиуму, стараются повозможности не давать о себе сведений, – заметил он. – Из элементарнойпредосторожности.

– Должно быть, так, – согласилась равнодушно Симона.

Небольшая китайская ваза, которую она держала, выскользнулаиз ее рук и разбилась вдребезги на каминных изразцах. Симона резко повернуласьк Раулю.

– Ты видишь, – пробормотала она, – я не хотела этого. Рауль,ты не сочтешь меня малодушной, если я скажу мадам Экс, что не в состояниипроводить сегодня сеанс?

Его изумленно-обиженный взгляд заставил ее покраснеть.

– Ты же обещала, Симона… – начал он мягко.

Она прислонилась к стене.

– Мне бы не хотелось делать это. Мне бы очень не хотелось.

И опять его ласково-укоризненный взгляд заставил ееболезненно поморщиться.

– Ты же понимаешь, Симона, я прошу тебя не из-за денег, хотятебе должно быть ясно, сколь огромные деньги предложила эта женщина запоследний сеанс, невероятно огромные.

Она резко его перебила:

– Есть вещи, которые значат больше денег.

– Конечно же так, – согласился он с нежностью. – Я ведьименно об этом и говорю. Подумай: эта женщина – мать, мать, лишившаясяединственного ребенка. Если ты не больна на самом деле, если это всего лишьтвоя прихоть – ты можешь отказать богатой женщине в капризе, но можешь ли тыотказать матери в последнем взгляде на своего ребенка?

Женщина-медиум в отчаянии вскинула руки перед собой.

– О, как ты терзаешь меня, – прошептала она. – И в то жевремя ты прав. Я исполню твою волю. Но я теперь поняла, что внушает мне ужас:это слово «мать».

– Симона!

– Существуют некие первобытные элементарные силы, Рауль.Многие из них были разрушены цивилизацией, но материнство осталось. Животные,люди – все едино. Любовь матери к ребенку не сравнима ни с чем в мире. Она незнает ни закона, ни жалости, она готова на любые поступки и сметает все насвоем пути.

Она остановилась, слегка запыхавшись, и повернулась к нему сбыстрой обезоруживающей улыбкой.

– Я глупая сегодня, Рауль. Я знаю.

Он взял ее за руку.

– Приляг на несколько минут, – попросил он настоятельно. –Отдохни до ее прихода.

– Хорошо, – улыбнулась ему Симона и вышла из комнаты.

Рауль оставался еще некоторое время в раздумье, затем шагнулк двери, открыл ее и прошел через небольшой холл. Он вошел в комнату напротивоположной стороне холла. Комната, в которой проходили сеансы, оченьпоходила на ту, которую он только что оставил, только в одном ее конценаходился альков, где стояло большое кресло. Элиза занималась подготовкойкомнаты. Она придвинула ближе к алькову два стула и маленький круглый стол. Настоле лежал бубен и рог, несколько листов бумаги и карандаши.

– Последний раз, – бормотала Элиза с мрачнымудовлетворением, – Ах, мосье, как мне хочется, чтобы с этим было покончено.

Раздался пронзительный звук электрического звонка.

– Это она, эта баба, – продолжала старая служанка. – Почемубы ей не пойти в церковь, и не помолиться смиренно за душу ее малышки, и незажечь свечу нашей Благословенной Богоматери? Разве наш славный Господь неведает, что для нас лучше?

– Отвори дверь, Элиза, – приказал Рауль.

Она бросила на него недовольный взгляд, но подчинилась.Через пару минут Элиза вернулась, вводя посетительницу.

– Я доложу моей хозяйке, что вы пришли, мадам.

Рауль пошел навстречу, чтобы пожать руку мадам Экс. СловаСимоны всплыли в его памяти: «Такая огромная и страшная».

Она была крупной женщиной, и тяжелое черное французскоетраурное одеяние, казалось, подчеркивало это. Она заговорила низким голосом:

– Боюсь, я немного опоздала, мсье.

– Всего на несколько минут, – улыбнулся Рауль. – МадамСимона прилегла отдохнуть. К сожалению, она не очень хорошо себя чувствует,очень нервничает и переутомлена.

Ее рука, которую она только было хотела отнять, вдруг кактисками сжала его руку.

– Но она проведет сеанс? – требовательно спросила она.

– О да, мадам.

Мадам Экс облегченно вздохнула и опустилась на стул, оброниводну из своих черных вуалей.

– Ах, мсье, – тихо проговорила она, – вы не представляете,вы не можете понять то чудо, ту радость, которую приносят мне эти сеансы! Моямалышка! Моя Амелия! Видеть ее, слышать ее, даже, быть может, протянуть руку икоснуться ее.

Рауль заговорил быстро и твердо:

– Мадам Экс – как бы вам объяснить? – вы ни в коем случае недолжны делать ничего, кроме того, что я вам укажу. Иначе ждет величайшаяопасность.

– Опасность ждет меня?

– Нет, мадам, – сказал Рауль, – опасность подстерегаетмедиума. Вы должны понять, что происходящий феномен находит определенноенаучное истолкование. Приведу простой пример, не прибегая к специальнымтерминам. Дух, чтобы проявить себя, должен воспользоваться физическим теломмедиума. Вы видели газообразное облачко, выходящее из губ медиума. Затем оноконденсируется и приобретает очертания физического тела того, чей дух вызывают.Но эта внешняя оболочка, по нашему убеждению, на самом деле являетсянеотъемлемой частью субстанции медиума. Мы надеемся доказать это в самомближайшем будущем после тщательного исследования феномена, и здесь перед намиогромная трудность – это опасность и боль, которую испытывает медиум приприкосновении к видимому нами феномену. Если грубо схватить полученное послематериализации тело, тем самым можно вызвать смерть медиума.

Мадам Экс слушала его с неослабным вниманием.

– Это очень интересно, мсье. Скажите, пожалуйста, а ненаступит ли время, когда материализации станут настолько совершенными, чтосмогут отделиться от своей родительницы, то есть от медиума?