– Вы… вы хотите передать все ваше богатство в пользу бедныхв Ист-Энде? И сделать меня своим доверенным лицом?

– Вот именно.

– Но почему?… Почему?

– Я не могу объяснить, – проговорил медленно Хэмер. –Помните тот наш разговор о… видениях? Ну, считайте, что это видение мнепосоветовало.

– Это замечательно. – Глаза Борроу засияли.

– Ничего в этом нет замечательного, – сказал мрачно Хэмер. –Мне, в сущности, нет дела до ваших бедных. Все, в чем они нуждаются, – этовыдержка. Я тоже был беден, но я выбрался из нищеты. А теперь я хочу избавитьсяот денег, и побуждают меня к этому вовсе не дурацкие благотворительныеобщества. А вам я действительно могу доверять. Накормите на эти деньги голодныхи их души – лучше первое. Я голодал и знаю, каково это, но вы действуйте так,как считаете нужным.

– До сих пор ни с чем подобным я не сталкивался, –запинаясь, произнес Борроу.

– Дело сделано, и покончим с этим, – продолжил Хэмер. –Юристы все оформили, я все подписал. Мне пришлось полмесяца возиться сбумажками. Избавиться от имущества почти так же трудно, как и приобрести его.

– Но вы… вы хоть что-то себе оставили?

– Ни пенни, – сказал Хэмер радостно. – Нет, соврал. У меня вкармане завалялась пара пенсов. – Он засмеялся.

Попрощавшись со своим совершенно озадаченным другом, онвышел из здания миссии на узкую, дурно пахнущую улицу. Сразу вспомнились слова,только что произнесенные им с такой радостью, но теперь он испытал горечь –горечь потери. «Ни пенни!» У него не осталось ничего от всего его богатства.Ему стало страшно – он боялся нищеты, голода и холода. Жертва не принесла емуудовлетворения.

Тем не менее он понимал, что избавился от гнета ненужныхобременительных вещей, что ничто больше не связывает его с прежней суетнойжизнью. Освобождение от цепей оказалось болезненным, но предвкушение свободыпридавало ему силы. Но свалившееся на него чувство страха и дискомфорта моглотолько приглушить Зов, но не уничтожить его, ибо он знал: то, что бессмертно,не может умереть.

В воздухе уже чувствовалась осень, и ветер был резким ихолодным. Хэмера пробрала дрожь, к тому же ему страшно хотелось есть – он забылсегодня позавтракать. Его будущее слишком быстро на него надвигалось. Простоневероятно, что он отказался от всего, что имел: от покоя, комфорта, теплоты.Все его тело вопило от отчаяния и безнадежности… Но тут же он ощутил радость ивозвышающее чувство свободы.

Проходя мимо станции метро, он замедлил шаг. У него вкармане было два пенса – можно было доехать до парка, где две недели тому назадон позавидовал лежащим на газонах бездельникам. Он доедет до парка, а дальше…что ему было делать дальше, он не знал… Теперь он окончательно уверился в том,что он ненормальный – человек в здравом уме не поступил бы так, как он. Однакоесли это так, то его сумасшествие было прекрасной и удивительной вещью.

Да, теперь надо отправиться именно в парк, с его просторнымиполянами – и именно на метро. Ибо метро для него было олицетворением всехужасов заточенной в склепе жизни, могилой, в которую люди сами себя загнали. Изэтого плена он поднимется на волю – к зеленой траве, к деревьям, за которыми невидно было давящих громад домов.

Эскалатор быстро и неумолимо нес его вниз. Воздух былтяжелым и безжизненным. Хэмер остановился у края платформы, в отдалении отостальных. Слева от него чернел туннель, из него, извиваясь, вот-вот выбежитпоезд.

Он почувствовал, сам не зная почему, какую-то тревогу.Вблизи, на скамейке, сгорбившись сидел парень, казалось, погруженный в пьяноезабытье.

Издали приближался смутный рокот. Парнишка поднялся и тожеподошел к краю платформы и, чуть наклонившись, стал вглядываться в туннель.

И вдруг – все произошло так быстро, что невозможно было этосразу осмыслить, – он потерял равновесие и упал на рельсы. Сотни мыслей разомпронеслись в мозгу Хэмера. Ему вспомнилась бесформенная куча под колесамиавтобуса и хриплый голос стоявшего рядом работяги:

«Не переживай, начальник. Ты бы ничего не смог поделать». Ноэтого парня он еще мог бы спасти, только он… Больше никого не было рядом, апоезд уже рокотал совсем близко. Все это в какую-то долю секунды пронеслось вего сознании. Мозг работал четко и спокойно.

Ему потребовалось буквально мгновение, чтобы принятьрешение, и он понял в этот момент, что от страха смерти он все же не смогизбавиться. Уже не имея ничего, он все равно ужасно боялся.

Испуганным людям на другом конце платформы казалось, чтомежду падением мальчика и прыжком мужчины вслед за ним не прошло и секунды –поезд уже вынырнул из туннеля и на всех парах мчался к платформе.

Хэмер схватил паренька. Он так и не испытал приливахрабрости – его дрожащая плоть повиновалась приказу невидимого духа, которыйзвал к жертве. Последним усилием он бросил парня на платформу и – упал.

И тут внезапно умер Страх. Материальный мир больше неудерживал его. Упали последние оковы. На миг ему показалось, что он слышитликующую мелодию Пана, его нежную свирель. Затем – все ближе и громче –затмевая и заглушая все, возник радостный наплыв бесчисленного множествакрыльев… они подхватили его и понесли…

Рауль Добрэй, напевая вполголоса незамысловатую мелодию,пересек Сену. Лицо этого тридцатидвухлетнего француза было приятным и свежим,на нем выделялись небольшие черные усики. По профессии он был инженер. Дойдя доулицы Кардоне, он свернул в нее и вошел в дом номер семнадцать. Консьержкакоротко бросила ему из своего закутка: «Доброе утро», на что он бодро иприветливо ответил. Потом он поднялся в квартиру на четвертом этаже. Поджидая,пока на его звонок откроется дверь, он снова замурлыкал песенку. Сегодня онощущал особенный прилив сил. Морщинистое лицо пожилой француженки, открывшейдверь, расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.

– Доброе утро, мсье.

– Доброе утро, Элиза, – сказал Рауль.

Он прошел в переднюю, на ходу, как всегда, снимая перчатки.

– Мадам меня ждет? – спросил он, обернувшись.

– О да, конечно, мсье.

Элиза закрыла дверь и повернулась к нему.

– Если мсье пройдет в маленькую гостиную, мадам черезнесколько минут выйдет к нему. Она сейчас отдыхает.

Рауль внимательно на нее посмотрел: