С юго-запада идет на Москву вор-самозванец, который врет,будто он и есть царевич Дмитрий, чудесно спасшийся от ножа убийц. А между темизвестно, что никакой это не царевич – беглый монах-расстрига Гришка, в мирузвавшийся Юшкой Отрепьевым. Польский король, враг православия, ему войско дал,и теперь самозванец хочет Годуновых прогнать, сам на царский престол сесть.Сила у него великая, бьет он государевы войска раз за разом. И стоит уженедалеко от Москвы, у города Путивля. Про вора Гришку толкуют, что он ведун(колдун) и чернокнижник, нечистая сила ему помогает. Во время битвы с князем Мстиславским– тем самым, которого Ластик в чулане видел, – напустил Вор на царское войскодьявольскую птицу, плюющуюся огнем. Стрельцы испугались, побежали, потопталисвоих же товарищей до тысячи человек. Только батюшка, говорила Соломка, в этинебылицы не верит. Брешет, мол, Мстиславский, чтоб свою дурость прикрыть. Да нев Мстиславском беда – беда в том, что войско у нас хуже польского. Лишь глоткидрать и брагу пить умеют, а как в сражение идти, трусят.

Еще Соломка сообщила, что Вор прислал к царю Федору гонца списьмом – мол, оставь престол по доброй воле, тогда не трону. Только кто ж ему,разбойнику, поверит? Грамотку самозванца сожгли, гонца, как положено, замучилидо смерти.

Однако княжна не только рассказывала – еще и спрашивала прожизнь в Ином Мире.

Сначала без большого интереса: не скучно ли все время игратьна арфах и лютнях, не зыбко ли ходить по облакам и возможно ли по обличьюотличить мужскую душу от женской, ведь и та, и другая бесплотные. Но когдаЛастик объяснил, что в мире, откуда он пришел, мужчины и женщины есть и вполнесебе отличаются друг от друга, глаза Соломки зажглись любопытством и вопросыпосыпались прямо-таки градом.

Как в раю одеваются женщины? Красят ли лица, плетут ли косы?

Одеваются кто как хочет, отвечал Ластик, а косы отращиваютредко. Многие вообще под мальчиков стригутся.

Страх какой, осудила Соломка и пожелала узнать про одеждуподробно.

– Ну, большинство молодых женщин ходят в портах (штанах), –стал объяснять он.

Княжна так и ахнула:

– Как татарки, что ли? А платьев вовсе не носят?

– Носят, но совсем короткие.

– Вот досюда? – Она подняла сарафан до середины бедер. Ногиу нее оказались крепенькие, как грибы-боровички. – Ох, срам! Волосья-то хотьпокрывают? Платком либо кикой!

– Только если холодно.

– Простоволосой перед мужчинами ходить стыдней, чем нагишом,– строго сказала Соломка и вздохнула. – Да что с бесплотных возьмешь? Любви-томежду вашими мужиками и женками, поди, не бывает?

– Еще как бывает.

Здесь Ластик тоже вздохнул – вспомнил особу с соседнейпарты. Эх, знала б она, куда занесло Фандорина, и еще неизвестно, вынесет лиобратно. Но настоящего вздоха не получилось – очень уж далека была окружающаядействительность от лицейской жизни.

Глаза у Соломки разгорелись еще пуще.

– Раз так, обязательно в рай попаду – когда помру. Грешитьне буду ни вот столечко. А если все-таки придется, сразу грех замолю. Идевкам-холопкам накажу, чтоб за меня молились. Монастырю либо церкве чего-нитопожалую. Буду я в раю, вот увидишь, – с убежденностью заявила она.

Василий Иванович тоже расспрашивал про Иной Мир, ноинтересовало его совсем другое – не любовь и наряды, а землеустроение, то естьполитическая система.

– А какая у вас на Небе власть? Кто над душами властвоватьпоставлен? Ангелы, над ними архангелы, а над архангелами апостолы святые?

– Вроде того, – отвечал Ластик, плохо представлявший себенебесную иерархию.

– И сверху, надо всеми, Господь Бог Саваоф с ИисусомХристом?

– Нет, Бог он отдельно, а у нас правит главный архангел, егоПрезидентом зовут.

– Ишь ты, у нас про такого и не слыхивали, – подивилсябоярин. – Его, архангела Президента, Бог назначает?

– Нет, его выбирают граждане, ну, то есть райские жители.

– Как Бориску Годунова, что ли? – Шуйский неодобрительнопокачал головой. – Пустое это дело, когда все жительствующие правителявыбирают. Тут кто громче орет, да побольше вина выкатит, того и крикнут нацарство. Неосновательно у вас устроено.

Подумал немножко, и вдруг ликом просветлел – видно,обнаружил для себя в загробной жизни некие перспективы.

– А есть ли ангелы, которые побогаче остальных? Ну, тамнектару у них запасец или амброзии поднакоплено? – хитро прищурился правымглазом боярин.

– Есть, конечно, – честно признался Ластик. – Толькобогатые, они не ангелы.

– Ну неважно, пускай души блаженные.

Известие это Василия Ивановича явно обрадовало. И к выводуон пришел такому же, что Соломка, только опять-таки на свой манер:

– Значит, и в раю жить можно, ежели с умом. Но тут жезатревожился:

– А что у вас там про Ад сказывают?

– Ничего.

– Совсем ничего. Поня-атно, – протянул Шуйский по своемуобыкновению, и чело на время омрачилось, но не сказать, чтобы очень надолго.

Довольно скоро опять разгладилось, в уголках рта появиласьулыбка. Наверное, скумекал, как от Ада отмажется. А может, подумал про чтодругое.

О чем размышляет боярин, Ластик никогда не знал – очень ужхитрого, скрытного ума был человек.

Может, оттого это, что он, по словам Соломки, много страстипретерпел! Ластик тогда еще в старорусском не очень поднаторел и удивился –князь вовсе не казался ему человеком страстным. Но оказалось, что страсти – этоопасности, испытания. Царь Иван Грозный любил бояр пугать. Кого казнит, кого втюрьму посадит, кого по миру пустит. Не миновала горькая чаша и Шуйских.Побывал Василий Иванович и в опале, и в темнице, где готовился принять лютуюсмерть, да сжалился Господь. «Кто при Грозном Государе состоял, они все по гробжизни напуганные, – объяснила княжна. – Не живут, а дрожат, не говорят, ашепчут. Глаз-то один у батюшки завсегда прикрыт, видел? Это он себе нарочноволи не дает. Однажды сказал мне: мол, поднимусь на самый верх, тогда буду намир двумя глазами глядеть, в оба, а пока погожу».