Раньше он думал – так бывает, только если болезнь или ещёчто-нибудь не даёт совершить воинское правило, без которого не полон прожитыйдень… И не очень-то понимал Эвриха, хватавшегося, чуть что, за перо-самописку исвои бесценные «Дополнения» – скорее занести туда нечто, представлявшеесяарранту важным, хотя бы дело происходило в углу заплёванной корчмы, средигвалта затеваемой драки, или на палубе сегванской «косатки», летящей навстречупогибели сквозь пронизанный молниями закат… Волкодав, помнится, всяческипотворствовал тому, что считал придурью не в меру учёного парня, но всё же недо конца понимал, что прямо у него на глазах рождался трактат, который другиелюди спустя двести лет будут читать… Дурак был, что тут ещё сказать можно.

В крепости-храме обитало великое множество книг. В том числеи посвящённых вовсе не восхвалению Единого и Близнецов, а скорее даже наоборот.С какой бы это стати, Волкодав опять долго не мог уразуметь, – ведь тот жеЭврих в своё время немало натерпелся от Хономера именно потому, что пыталсяспасти от уничтожения труды каких-то мыслителей, являвшихся, по мнению жреца,«лжепророками и лжеучителями». И книги, говорил Хономер, эти лжеучителяпонаписали всё такие, что человеку благочестивому грешно было до них дажедотрагиваться, не то что читать! И вот поди ж ты. На полках библиотечногочертога стояло едва ли не то самое, за что Эврих ходил весь в синяках, а потоммало не погиб от ножа убийцы, нанятого – не поленились же – за изрядные деньги!Как так?..

Поначалу венн едва уберёгся от искушения прямо расспросить отом Хономера и послушать, что скажет… Потом сообразил сам. Это как в бою: чемлучше загодя знаешь, в чём именно преуспел твой противник, тем легче будет егоодолеть. Вот и Хономер предпочитал осквернять себя чтением книг нечестивцев,чтобы позже, во время проповедей, в пух и прах разносить вредоносные помыслы,грозящие извратить истинное учение. Почему же эти книги не прятали где-нибудь втёмном подвале, дабы не могли они ненароком смутить души и умы молодыхслужителей Близнецов? А потому, что неопытные жрецы постигали науку своей верыпод пристальным водительством Хономера и его приближённых, точно так же, какуноты Волкодава – благородное кан-киро. Он тоже не держал каждого за руку,воспрещая проверять навыки в трактирных потасовках, однако непременно узнавал окаждом подобном безлепии. Узнав же, надолго отрешал от уроков. А за попуступричинённое кому-то увечье прогонял совсем…

А кроме того, Волкодав по пальцам мог бы пересчитать тех,кого за три года видел в библиотечном чертоге читающими. Молодые жрецы неочень-то стремились просиживать за книгами свои неяркие пока ещё одеяния.Должно быть, других забот было в достатке.

Венн же – вот что значит охота пуще неволи – успелперезнакомиться со всеми купцами, продававшими книги на тин-виленском торгу.Годы не торопились менять его внешность в лучшую сторону, он по-прежнему былпохож на законченного висельника, а вовсе не на книгочея, но капля камень точит– мало-помалу купцы начали с ним здороваться, а потом – даже раздобывать книги,о которых он спрашивал. Так Волкодав разжился кое-чем из того, что особеннопонравилось ему в библиотеке. Цена на книги, некогда ужасавшая его ещё вГалираде, здесь, за морем, была уже вовсе безбожной, но Хономер платил оченьнеплохо, и денег хватало. Волкодав строго ограничивал свои приобретения совсемпо другой причине. Из Тин-Вилены он собирался рано или поздно уйти, так небросать же добрые книги?.. На счастье венна, прочитанное он надёжно запоминал,а потому и покупать решался только те тома, чья необозримая премудростьтребовала перечитывания. Знаменитые «Описания» Салегрина Достопочтенного, двасамых толковых «Начертания стран и земель» и, конечно, «Созерцание истории»великого Зелхата Мельсинского, – на книге, за которую сам учёный угодил впозорную ссылку, теперь наживалась тьма-тьмущая переписчиков и торговцев,поскольку спросом она пользовалась немалым… Было и ещё кое-что, приятноотягощавшее заплечный мешок Волкодава.

Книги, попадавшиеся ему на библиотечных полках и на торговыхлотках, он с некоторых пор начал мысленно делить на две неравные части:путеводные и баснословные. Путеводными были те, что сообщали некие знания,накопленные подвигом и трудом: о земном устроении, о делах и людях минувшего, озаветах Богов и о каждодневных познаниях, например о лекарском деле.Баснословные же…

Ему понадобилось время и немалое усилие мысли, чтобыуразуметь: были, оказывается, люди, которые писали… о событиях, никогда насамом деле не совершавшихся. Они давали имена правителям и полководцам,отродясь не жившим на свете, и эти бесплотные тени принимались путешествоватьпо страницам, сражаясь, влюбляясь, размышляя и принимая решения, – ну нидать ни взять всамделишные саккаремцы, вельхи, сегваны… Иные книготворцы дажеописывали целые державы, помещая их, к примеру, «между Нарлаком и Халисуном»,хотя всем известно, что Нарлак с Халисуном граничат напрямую и никакихпосторонних держав с большими городами и реками там не бывало от века.

Кому нужны были подобные выдумки, когда вокруг лежал широкийживой мир, да и происходило в этом мире порою такое, что хоть год сиди – ничегоподобного не придумаешь?.. Волкодав долго мучился недоумением, потом вспомнил,как говорили в таких случаях у него дома: «Не любо – не слушай, а врать немешай». Он захотел разобраться и стал читать баснословные книги, пытаясьпонять.

И ведь понял.

Каждый поступок о чём-то да говорит, обладая не тольковнешней стороной, но и духовным смыслом, так или иначе звучащим в великой песнеВселенной. Вот, скажем, кто-то кому-то заехал в лоб кулаком. Это может бытьоскорбление. Это может быть предательство. Это может быть подвиг. Меняютсяобстоятельства, меняется с ними и смысл. А уж если дело касается целой цепипоступков – тем более.

Так вот, создатели небывалого просто не находили в известнойим жизни поступков и событий, полностью отвечавших смыслу, о котором имхотелось бы рассказать. И тогда они брали частицу от одного, от другого, оттретьего – и творили своё. Ну вот кто и когда, например, видел страну, гдекаждая семья по закону хранила из поколения в поколение только однокакое-нибудь ремесло и даже одежду обязана была носить определённого цвета, исуровое наказание ждало ослушников, вздумавших отступать от обычая?.. А написалже один такой баснотворец. И, понятно, закончил дело кровавым восстанием. Даприплёл благородство, и долг, и загубленную любовь… Чего ради? А в назидание:вдруг какой-нибудь усмарь, прочитав, утрёт нечаянную слезу и раздумаетзаставлять сына заниматься кожевенным делом, коли парень обнаружил и дар, истрасть войлоки катать… Правда, усмари подобные книги не больно часто читают…

Сообразив однажды, в чём дело, Волкодав стал читатьбаснословные сказания одно за другим, пытаясь угадывать в каждом потаённыесмыслы. У него и теперь лежали в заплечном мешке две такие книги. Одна была опарне, постигшем мастерство лекаря, чтобы вылечить мать любимой девушки. Книгавроде как книга, но она была о мечте и сама звала мечтать, от неё почему-тощемило в душе, и Волкодав не смог с нею расстаться. Её продал венну торговец,которого Волкодав в своё время немало озадачил, поинтересовавшись, непопадались ли тому «Дополнения» к знаменитому Салегрину, написанные некимЭврихом из Феда.