— Ну, хорошо. А Ботболт? — вполне резонно заметилая. — Вы вроде уже зачислили его в союзники…

Чиж остановился, как будто его ударили в грудь, и приложилпалец к губам.

— Хитрая бестия. Косит под простачка, благо обедненнаяазиатская мимика это позволяет… К тому же где-то шлялся, пока все приходили всебя. А история с телефоном?.. Сдается мне, что он совсем не пешка…

— Конечно. Он конь. Вернее, бык Буха-НойонБабай, — не ко времени вспомнила я затейливую шахматную мифологию.

— Не надо иронизировать. Он за всем следит и обо всемимеет собственное мнение. Мне кажется, он умудряется быть в нескольких местахсразу…

— Скажите еще, что у него шесть рук!

— Такой возможности я тоже не исключаю. — Чижзавертел головой по сторонам. — Спорим, если я подойду сейчас к ближайшейпальме и отогну ветку — он обязательно там окажется?

— А разве он не вышел вместе со всеми?

— Спорим?!

— Спорим, — нехотя согласилась я. — На что?

— Не знаю… На желание.

— Идет.

Чиж метнулся к ближайшей пальме и приподнял нижний лист.

О боже! Я едва не выпала из кресла от удивления: из-за листапоказалась непроницаемая физиономия Ботболта.

— Подслушиваете? — напустился на него прозорливыйоператор.

— Нет. Я просто вернулся, чтобы напомнить: никто неимеет права сидеть в кресле тайше Дымбрыла.

— Это все?

— Все.

Неужели мы, два худо-бедно европейских человека, позволимторжествовать и править бал азиату, вся обязанность которого заключается в том,чтобы разливать шампанское по бокалам и следить за тем, чтобы уровень этогошампанского в каждом бокале был одинаков?!

— А у меня — не все! — Чиж решил поддержать реномечахлой Европы. — Проследите за тем, чтобы никто из гостей не выходил накухню. И сами воздержитесь от этого.

— Хорошо. А вы не садитесь в кресло хозяина. Чувствуясебя отверженной наложницей из гарема, недостойной даже омывать ноги хозяина, ясползла с кресла. Ботболт удовлетворенно улыбнулся и направился к выходу изоранжереи.

— Как он сумел так незаметно подойти? — шепотомспросила я у Чижа, когда он ушел. — Ведь дорожка все время оставалась вполе моего зрения…

— Не забывайте, это его дом.

Странное исчезновение и такое же странное возвращение подручку с так и не опробованным железным купоросом; перерезанный телефонныйкабель, мифические Доржо и Дугаржап в мифическом гараже… А узкие губы, а узкиеглаза, а порочное отсутствие растительности на лице!.. А бицепсы, удавамикопошащиеся под смокингом! А тело медузы, готовое в мгновенье окатрансформироваться в сгусток мускулов!.. Как можно было поверить в то, что Ботболтне в состоянии найти управу на собак?

Наглая ложь.

Так нагло врать может только ниндзя, появляющийся изтемноты.

Так нагло врать может только борец сумо, покидающий дохэ<Дохэ — ринг в борьбе сумо.>.

А Ботболт, судя по всему, и есть нечто среднее между ниндзяи сумоистом со стажем…

— ..и не забывайте, что вы должны мне желание! Эй, чтос вами? — Чиж потряс меня за плечо, и я с трудом очнулась от своих мыслей.

— Вы правы, не следует ему доверять…

— Вот видите! Вы тоже думаете, что в этой бурятскойтуше есть двойное дно?

— Думаю, здесь в каждом есть двойное дно. Это былачистая правда. По этому — двойному — дну брели теперь все невольные пленникидома. И оно достаточно хорошо просматривалось. Дохлые морские ежи, обрывкиводорослей, разбитые раковины, скелетики кораллов — во всем этом была разлитаненависть. Все ненавидели всех, вот в чем дело!

Софья, Tea и Минна ненавидели друг друга: писательский цехбыл выстроен по образу и подобию террариума. И теперь “недостаток в планировке”(как сказал бы Ботболт) вылез боком Аглае Канунниковой, лучшей из них.

Дашка ненавидела Аглаю.

Райнер-Вернер ненавидел меня: ведь это я сломала емустопроцентное эротиссимо с Дашкой.

Режиссер Фара ненавидел себя: съемка передачи “Играем вдетектив” накрылась медным тазом, как только Аглая сделала глоток из бокала.

Я ненавидела Аглаин мобильник: из-за дурацкого pin-кода.

Ботболт ненавидел всех — с появлением в доме чужаков всепошло наперекосяк. А это не может понравиться хозяину, когда он вернется. И —если он вернется!

И все вместе ненавидели собак, собачьих царьков Доржо иДугаржапа, молчащий телефон и саму Аглаю, наглая смерть которой поломала такойсимпатичный телевизионный уик-энд за городом. И превратила самую обыкновеннуюлитературную вечеринку в подобие сюрреалистического кошмара… По ее вине все этилюди вынуждены коротать время в обществе друг друга.

И мертвого тела под простыней…

— Здесь в каждом есть двойное дно, — повторила я.

— Кроме вас. — Чиж решился на грубую лесть. Ужочень ему хотелось заполучить бесплатного и совершенно ручного доктора Ватсона,наконец-то я это поняла!

— Вы полагаете?

— Я просто уверен в этом. Если кто и не причастен кэтому убийству, так это вы.

— Ну, спасибо.

— Благодарить меня не за что. Это — чистая логика. Во-первых,вы ее личный секретарь, стало быть, она платит вам деньги. Хорошие деньги?

— Неплохие.

— Вот видите. А устроиться на хорошие деньги в нашевремя очень трудно. А теперь, когда она умерла, вы этой работы лишились, так?

Все верно. Чиж! Но то, что я лишилась работы, волновало меняменьше всего. В конце концов, еще полгода назад я строчила на “Минерве” и в усне дула. И вряд ли за прошедшие полгода я разучилась кроить и обметывать петли.Дело было в другом. Дело было в Аглае. Я лишилась ее, но так до сих пор и неосознала масштабы этой потери. И вряд ли осознаю в ближайшее время. О, если быя была чуть более настойчивой! Если бы я была чуть более бдительной, лозунг“Берегись цветов, сука!” никогда не воплотился бы в жизнь!..

— Да… Этой работы у меня теперь нет.

— Вот видите! Вам было совсем невыгодно убиватьКанунникову, которая, образно говоря, кормила вас с руки. Теперь второе: вы некурите.

Слава богу, хоть кто-то это заметил!

— Вы не курите и потому ни разу не выходили изстоловой. И вы все время были рядом с Канунниковой.

— И это вас не смущает?

— Нисколько. Потому что руки у вас были заняты собакой.Вы ведь почти не спускали ее с рук. Следовательно, были ограничены в маневре иуж никак не могли отравить свою хозяйку… Я прав?