Он так нервничал, что не услышал вопроса. Профессор налилему воды.

— Успокойтесь и объясните, в чем дело?

Валя жадно осушил стакан, взглянул на профессора огромнымииспуганными глазами.

— Вы все слышали во время операции. Скажите, мог я поступитьиначе? Мог удержаться и не разморозить Славу?

— Что значит разморозить? — осторожно поинтересовалсяпрофессор, про себя размышляя, не пора ли дать Вале валериановых капель.

— Попробую объяснить, — Валя кивнул, и огненная шевелюравспыхнула под лампой. — Слава Линицкий много лет назад прошел специальнуюобработку. Ему выключили совесть. Это называется скрытый манипулятивный гипноз.Человека, помимо его воли, превращают в автомат. Врожденное нравственноечувство подменяется набором абстракций. Убийство — подвиг, предательство —доблесть. Настоящая личность Славы много лет пребывала в полусонном,замороженном состоянии.

— То есть, вы хотите сказать, что все злодейства совершаютсяпомимо воли, в результате целенаправленного воздействия на психику? — спросилМихаил Владимирович с нервной усмешкой, достал из шкафчика флакон валериановыхкапель и принялся капать в рюмку, еще точно не зная кому, Вале или себе.

— Не все. Главным образом, злодейства по идейнымсоображениям, — Валя взял рюмку и вылил содержимое себе в рот. — Благодарю вас,мне правда трудно сейчас успокоиться. Настоящее название гипноза —завораживание. Звучит дико, первобытно. Попробуйте использовать такое словечков научном труде! Я никогда не решусь произнести публично, что занимаюсьворожбой. На самом деле методики очень древние, их знали и практиковали многотысячелетий назад жрецы и шаманы. Это никуда не делось, просто называетсяиначе. Гипноз, внушение, пропаганда, перековка.

— Погодите, если я правильно понял, нынешний Агитпроп тожезанимается ворожбой? — спросил профессор, пытаясь улыбнуться, но вместо улыбкивышла неприятная гримаса.

— Безусловно. Присмотритесь к плакатам. Мы окруженыпродукцией Агитпропа. Грубые картинки лезут в глаза, проникают в мозг.Используются древние символы, которые, помимо воли, воздействуют на глубинные слоисознания и меняют личность. Но это другая методика, их вообще много, разныхметодик. Одни рассчитаны на толпу, другие на отдельную личность. Со СлавойЛиницким вели сложную, индивидуальную работу.

— Кто?

— Отличные специалисты, мастера своего дела. Идеологи, —Валя усмехнулся. — В девятьсот шестом году мне довелось участвовать впсихиатрической экспертизе революционеров-бомбистов. Полиция завалила нашукафедру следственными материалами. Главный вопрос был — насколько они вменяемы,эти молодые люди и барышни из хороших семей. Какому-то высокому чину пришла вголову здравая мысль: почему их так много, почему так легко они жертвуютжизнью, чужой и собственной. Мой научный руководитель, профессор Луговой РоманБорисович, почти сразу предположил, что тут имеет место некое целенаправленноепсихическое воздействие, то есть скрытый манипулятивный гипноз, но он все нерешался отправить официальное письмо министру. Мы продолжали работать сподследственными. Проводили вполне рутинные психиатрические экспертизы. Однаждыюная красивая барышня-бомбистка явилась с перевязанной щекой. У нее болел зуб.Я решил помочь ей, стал снимать боль внушением. Она легко впала в транс, иполезло такое, что наш бедный старик профессор едва не лишился чувств. Вы,Михаил Владимирович, сами имели возможность убедиться, что под гипнозом людиоткрывают не только свои, но и чужие тайны, прежде всего тайну внедрения в ихсознание. Мы провели еще множество опытов. Обнаружилось, что из сотниподследственных прямому воздействию подвергался каждый пятый. Те, чье участие вдвижении представлялось особенно полезным. Яркие, обаятельные личности,способные зажечь других. Отпрыски богатых семей, способные вытянуть изродителей средства. Красивые барышни. Ну, это понятно. Талантливые инженеры.Вот вам наш Слава. Впрочем, тогда я с ним знаком не был, в числоподследственных он не входил.

— Письмо министру профессор Луговой так и не написал?

— Написал, подробнейшее, тревожнейшее письмо. Он настаивал,что необходимо срочно принять меры, отыскать источник воздействия. Тайноеобщество, орден. Иначе лет через десять-пятнадцать психическая пандемия охватитвсю Россию.

— Ответа не последовало? — спросил Михаил Владимирович,закуривая.

— Нет. Экспертизы были прекращены. Никого из нашей группы кподследственным террористам с тех пор близко не подпускали.

— Ту барышню и остальных вы тоже разморозили, как Линицкого?

— Да, для меня это было естественно, как вытащить занозу.

— Что стало потом с вашими бомбистами?

— Барышня потребовала свидания с родителями, с которымидавно уж порвала отношения. Плакала, умоляла простить ее. Отец добился, чтобыее выпустили под поручительство семьи. Крови на ней не было, она совершила трипокушения, и все, по счастью, неудачные. Кажется, она стала сестрой милосердияили приняла постриг. Во всяком случае, осталась жива и в здравом уме. Чего нескажешь об остальных. Остальные кончили трагически. Самоубийство.

— Их бы все равно казнили, — тихо заметил МихаилВладимирович.

Валя не ответил, сидел молча, сгорбившись, сжав вискиладонями.

— Как же быть теперь с Линицким? — спросил профессор последолгой мучительной паузы.

— Да, я виноват, — Валя тяжело вздохнул. — Я не подумал. Ноя не мог оставить все как есть. Ну вот, допустим, у вас больной с отравлением.Вы ведь промоете ему желудок, хотя это неприятная процедура. Или рана гноится,ее нужно очистить, обеззаразить, хотя это может быть болезненно. В одном яуверен, Слава не покончит с собой, он католик.

Михаил Владимирович прошелся по кабинету, рассеяннопролистал какую-то книгу, бросил на стол, достал папиросу, принялся разминатьее так сильно, что высыпал на пол весь табак из гильзы, присел на корточки,сгреб в ладонь табачные крошки и чуть слышно пробормотал себе под нос:

— Валя, неужели нельзя как-нибудь смягчить в нем это чувствовины? Погибших не вернешь, вы могли бы объяснить ему, что он действовал подгипнозом, выполнял чужую злую волю.

— Уже объяснил. Ему от моих слов не легче. Он по своейприроде очень совестливый человек. Даже в состоянии автомата он не переставалчувствовать вину, но смутно, как бы сквозь толщу льда.

Профессор поднялся, вытер платком ладони и произнес ужегромче:

— А если попробовать, хотя бы отчасти, восстановить в немэтот лед?

Валя грустно усмехнулся, покачал головой:

— Я не могу выключить ему совесть и вернуть его в прежнеесостояние полуживого автомата. Для меня это то же, что для вас нарочно,сознательно зарезать больного на операционном столе.