Она умчалась и спустя минуту прибежала обратно, запыхавшись,и предъявила дяде Боре куколку. Куколка была не простая: Эля не сталараспускать нитки, а просунула один моток через другой и закрепила: получилисьруки и туловище. Обвязала нитками шарик сверху – вышла голова.

– С выдумкой сделано, – одобрил дядя Боря,рассмотрев куклу. – Как назвала?

– Марфушей. Ой… – вспомнила Эля, – я же Танеее не показала!

Вскочив, она рванула из комнаты, но дядя Боря поймал ее зарукав.

– Ты куда, неугомонная? Знаешь, который час? А у нееребенок…

– А Таня никогда до полуночи не спит, она сама мнеговорила! – возразила девочка. – Она разрешает к ней когда угоднозаходить. Правда! Вот пойдемте со мной и сами убедитесь!

На лице у дяди Бори мелькнуло странное выражение, непонятное Эле.

– Ну что же… – сказал он, обернувшись на болтавшуюза столом компанию, в которой была и Элина мама. – Пойдем. Да,пойдем! – повторил он, будто решившись.

Постучав в крайнюю комнату на первом этаже, Эля вдругиспугалась, что сегодняшний вечер будет исключением из правил и выяснится, чтоТаня уже спит. Тогда будет ужасно неловко перед дядей Борей и стыдно передТаней. Однако Любашина не спала. Она приоткрыла дверь, вгляделась в сумраккоридора, и тогда Эля с торжеством вытащила куклу из-за спины и показаласоседке.

– Вот! Это я сама сделала! А ты еще не спишь?

– Спохватилась! – хохотнула Таня. – Нет, несплю, красавица моя. Тебя жду. Заходи в берлогу, рукодельница!

Дядя Боря сделал шаг из-за двери и оказался на свету.

– О, да ты не одна! – сказала Любашина, щурясь нанего.

– Добрый вечер, Таня. Простите, что мы поздно. Эляуверяла, что вы обычно ложитесь после полуночи.

– Правильно уверяла, – кивнула Любашина. –Ну, не стойте в дверях, проходите! Сонька все равно спит, а я шью – пора бы мнеи перерыв сделать.

Танина «берлога» была хорошо знакома Эле: две комнаты,заваленные всяким хламом. Вырезки из журналов, отрезы, недошитые платья,подколотые булавками, – все это лежало вперемешку на потертом диване спровалами возле драных подлокотников. Сама Татьяна, придвинув к себе переноснойстолик со швейной машинкой, строчила, сидя на пуфике невнятного цвета – то лиоранжевого, то ли светло-коричневого.

Войдя, девочка первым делом сунула голову в соседнююкомнату: там в кроватке с прутьями спал младенец. Эля каждый раз смотрела нанего, пытаясь представить, как же Лариска с Леней помещались у мамы в животе.

– Эля! – одернул ее дядя Боря. – Ты куда?

– Ерунда, пусть смотрит, – бросила Таня. –Сонька ночами крепко спит, всего три-четыре раза просыпается – и снова дрыхнет.Эля, кукла у тебя – просто блеск! Точно говорю, руки у тебя золотые.

Покрасневшая от гордости Эля забрала Марфушу и вернулась ккроватке – разглядывать младенца. Ей нравилось нюхать, как от него пахнет, аеще нравилось изучать личико, собранное в кучку: глазки, носик, ротик споджатыми губками…

Пока она сидела перед кроваткой, в соседней комнате молчали,затем послышался голос дяди Бори:

– Таня, как вы? Вам сейчас тяжело приходится…

– Тяжело – не тяжело… – отозвалась Танюша. –Все равно исправить уже ничего нельзя.

– Можно.

– Это как же? Соньку обратно родить, что ли? Нет,спасибо.

Она рассмеялась хрипловатым простуженным смехом.

– Таня, выходи за меня замуж, – вдруг отчаянносказал Чудинов, и Эля чуть не подпрыгнула от удивления. «Вот это да! Он,наверное, встал перед Танюшей на колени…»

Ей очень хотелось посмотреть на дядю Борю, стоявшего наколенях, но природная деликатность не позволяла этого сделать. А еще большеделикатности – любопытство. Эля понимала: сунься она сейчас в соседнюю комнату,и предложение руки и сердца оборвется, а ей хотелось послушать продолжение. Чтоскажет Таня? Согласится ли она?

– Зачем я тебе, Борь? – спросила Таня, сильнопонизив голос, так что Эля была вынуждена прислушаться. – Толку-то тебе отменя!

– А мне не толк от тебя нужен! – тоже шепотомвыкрикнул дядя Боря. – Мне ты нужна!

В соседней комнате раздалось шуршание, затем такой звук,будто передвинули стул. Тихий, совсем неразборчивый шепот – Эля уловила лишь,что голос принадлежит Чудинову, – и глуховатый смешок Танюши в ответ.

– Дай время, Боря! Дай подумать, хорошо?

– Сколько тебе нужно времени? Таня, прошу тебя, не мучьменя и себя: выходи за меня замуж или просто переезжай ко мне!

Чудинов говорил торопливо, словно боялся, что его выгонят ион не успеет договорить. Но Таня не собиралась его выгонять.

– Я подумаю, – повторила она уже безнасмешки. – Борька, ты хороший…

Хотела добавить что-то, но тут из-за двери высунулась Эля,которая не могла больше сдерживать любопытства.

– Вы что, поженитесь, что ли?

Глаза у девочки стали большие и круглые от удивления, и Таняс дядей Борей рассмеялись.

– Ты только языком не трепи, – беззлобно попросилаТанюша, и Эля быстро-быстро закивала – она никогда не выдавала чужих тайн, темболее – таких взрослых! – Вот и умница.

Танюша поцеловала Элю в лобик, провела пальцем по носу, идевочка зевнула.

– Э-э-э, да ты спишь на ходу. Боря, отведи ее наверх, ато она здесь захрапит.

Эля хотела возразить, что не захрапит, но ощутила, что всесилы на слова куда-то делись. Она снова зевнула, и дядя Боря потянул ее засобой к двери.

– Пойдем, соня! Твои тетя и мама, наверное, уже ищуттебя по всему дому.

– Они думают, что я легла, – сонно возразиладевочка.

Ее вывели из комнаты, и она пошла, с каждым шагомпроваливаясь в полусон. Из реальности осталось у нее одно воспоминание:счастливые глаза дяди Бори, смотревшего на Элю так, словно она была ангелом,исполняющим мечты.

Валентин Ованесович покормил кошек, разрыхлил грядки ивыпрямился, снимая перчатки. Всю работу в огороде он делал в перчатках, берегруки. Корзун обернулся и посмотрел на заднюю калитку, заранее зная, что никоготам не увидит, но все-таки надеясь в глубине души, что Эля что-нибудьпридумает.

Ее там не было, конечно же, и он ощутил, как тоска стиснуласердце.

Валентин Ованесович последнее время иронизировал над собойчаще обычного, понимая, как смешон, должно быть, со своей любовью кдвадцатисемилетней Эле. Он не смог бы сказать, в какой момент из неуклюжеготолстенького ребенка, росшего по соседству, выросла стеснительная девушка икогда он увидел ее в первый раз. Увидел по-настоящему, а не просто мазнулвзглядом по девчушке Шестаковых – одной из четверых, бегающих по окрестнымдворам.