Она частенько забегала к нему, гладила кошек – своих мать неразрешала заводить, болтала о пустяках. А однажды вдруг залилась краской откакого-то пустякового комплимента, и он, взрослый, насмешливый человек,растерялся как мальчишка. Он ловил обожание в ее глазах, говоря себе, что этовсего лишь уважение, проявляемое девушкой-подростком к нему, человеку снеобычной биографией. Восемнадцать, двадцать, двадцать три… Как-то раз,возвращаясь к себе с женщиной, он заметил Элю стоящей возле окна – она увиделаих, и лицо ее изменилось. У Валентина испортилось настроение, и хотя онпостарался ничем не выдать себя случайной спутнице, дело в тот вечерзакончилось ссорой.

Ей нравились нарциссы и тюльпаны, и он засадил весь сад этимицветами, не признаваясь самому себе, зачем это делает. Он давно уже считал, чтоиз гадкого утенка она превратилась в прекрасную птицу, но прочие, ожидавшиевидеть лебедей вроде ее младшей сестры, не замечали своеобразной прелестистаршей, не понимали, как хороша она стала. Валентин Корзун тихо радовалсяэтому, боясь, что однажды увидит ее с каким-нибудь прыщавым молодчиком или,хуже того, престарелым донжуаном вроде него самого.

Позже она сказала, что всегда его любила. Он десятки разслышал признания в любви и сам клялся с жаром, а Эля сказала об этом такнеловко, словно боялась оскорбить его, и он понял, что врал всю жизнь себе идругим. Счастье протискивалось в его двери, осторожно стучало в окна, сидело наступеньках, поглаживая тощие ободранные коленки – Корзун давно заметил, чтодаже у полненьких детей коленки всегда торчат острыми углами, – а он нехотел его видеть, хотя оно само заглядывало ему в глаза своими глазами то ликарего, то ли зеленого цвета.

Он снова обернулся к калитке, вздохнул. Одна изприкармливаемых им безымянных кошек скользнула под ноги, ласкаясь, но ВалентинОванесович даже не посмотрел на нее. Он чувствовал себя пожилым, никому ненужным и точно знал, что это чувство исчезнет только тогда, когда к немуприбежит Эля.

Илюшин сидел в своей комнате возле окна, задумчиво глядя надорогу. Лучи вечернего солнца, косо падающие из-за дома, позолотили пыль,поднимавшуюся над ямами, – недавно здесь протарахтела машина: водительдоехал до кустов, развернулся и укатил, поняв, что попал в тупик.

«Я тоже попал в тупик, – думал Макар, положив голову наподоконник и внимательно разглядывая трещинки на раме перед его глазами. –Роза умерла. Чудинов умер. Соколов, как выяснилось, тоже умер. Если есть ещелюди, готовые рассказать мне о прошлом Шестаковых, то я их не знаю. Пожалуй,стоит развернуться и поехать в другом направлении. Или хотя бы выбрать этонаправление».

Илюшину вспомнился старик Афанасьев – как он стоит накрыльце, хмуря лоб, и морщины по его щекам стекают вниз, к запавшему рту, иговорит, с отвращением выплевывая слова… «Хочешь знать, кем была РозаШестакова? Она была порождением дьявола!»

Две женщины на фотографии, похожие так, как могут бытьпохожи только близнецы. «Они были совсем разные», – говорил о них ВалентинКорзун.

Магнитофон под лестницей… Белое платье в шкафу Леонида…Лариса, откровенно предлагавшая ему себя, вырисовывавшая тонким пальчикомвосьмерки на его рубашке. Эля, сжимавшая пухлые ручки, усыпанные веснушками, ипредупреждавшая тихим голосом: «Здесь все не так, как кажется».

Внизу раздались шаги, и Макар, насторожившись, поднялголову. К дому подходил Эдуард. Спустя короткое время Илюшин из-за неплотноприкрытой двери услышал шаги Шестакова, и у него мелькнула мысль, что пареньрешил наведаться к нему – комната самого Эдика была на первом этаже. Но никтоне постучался. Макар встал, подошел к двери, стараясь не издавать шума, и,выглянув, увидел худую спину в черной рубашке возле комнаты Ларисы.

Заиграл телефон, и Шестаков схватился за трубку такторопливо, словно ждал звонка от любимой девушки. Но голос его был сух иделовит, когда он заговорил с собеседником.

– Хорошо, в семь, – сказал Эдик. – Да, тамже, где и в прошлый раз. Не беспокойтесь, она ни о чем не знает. Ее вообще нетдома.

Он сделал паузу, слушая, что говорит ему собеседник, идобавил:

– А вот это давайте не будем обсуждать по телефону. Да,до встречи.

И отошел от комнаты сестры, так и не постучавшись в нее.

Илюшин замер за дверью, надеясь, что Шестаков не обратитвнимания на щель. Тот прошел мимо, не задержавшись, и спустился по лестнице,насвистывая что-то. Макар бросил взгляд на часы, увидел, что до семи остаетсятридцать минут, и подошел к окну, прячась за шторой.

Он увидел, как по дорожке идет младший сын ЭльвирыШестаковой, пряча что-то в карман.

Меньше чем через минуту Макар Илюшин вышел из дома, следявзглядом за Эдиком, успевшим дойти до поворота в ближайший переулок.

«Последнее время я слишком много занимаюсь слежкой. – Сэтой мыслью Илюшин перешел на другую сторону улицы и ускорил шаг. – СначалаЭля, теперь Эдуард…»

Шестаков шел не торопясь и не оглядываясь, и путь его,определенно, лежал по направлению к остановке. Макар собирался выяснить, с кемже будет встречаться Эдик, успокаивающий собеседника тем, что матери нет дома,но пробежка за автобусом не входила в его планы. Поэтому Илюшин поморщился,когда парень и впрямь встал около проезжей части, всматриваясь в номераподъезжавших автобусов и маршруток.

Остановившись так, чтобы его закрывали растущие возле дорогикусты, Илюшин не сводил глаз с черной рубашки, обдумывая, что же он станетделать, когда Эдуард сядет в автобус. Однако все вышло проще, чем он думал. Костановке одновременно подъехали два сорок шестых автобуса, и Эдик торопливонаправился к первому из них. Илюшин, стараясь пройти незамеченным, заскочил вовторой и облегченно вздохнул, когда двери закрылись и оба автобуса,развернувшись на площади, поехали в город друг за другом.

На каждой остановке Макар смотрел, не вышел ли Шестаков, ноне видел его среди людей, покинувших автобус. Однако когда за окнами мелькнулавывеска уже знакомого Илюшину заведения, он почувствовал, что ждать осталосьнедолго.

Так и получилось. Эдик выскочил из автобуса и бодронаправился в сторону недавно открывшегося кафе, в котором Макар совсем недавносидел с Ксеней. «Значит, „Аквариум“,» – сказал про себя Илюшин, выходя заним следом и соблюдая разумную дистанцию. Он помнил, что в заведении стоитполумрак, призванный подчеркнуть достоинства аквариумов с экзотическими рыбами,и теперь почти не опасался, что Шестаков его заметит.

Макар выждал неподалеку от кафе, а затем зашел внутрь, сразуокунувшись в прохладную темноту коридора, на стенах которого призрачно зеленеливодоросли: они росли в маленьких аквариумах, расставленных на стеклянныхполках. Заглянув в зал, Илюшин сразу увидел Эдика – тот сидел возле дальнейстены, откинувшись на спинку стула. Напротив него расположился мужчина летпятидесяти, который что-то говорил Шестакову, наклонившись к нему. Мужчина былсед, мрачен лицом, а одет был в элегантный костюм. «Это, должно быть, и естьнепосредственный начальник нашего Эдуарда», – подумал Илюшин, отходя вглубь коридора и чувствуя себя по-дурацки. Подслушать беседу не удастся – этоему было очевидно, – а мысль о том, что он устроил дилетантскую слежку заШестаковым лишь затем, чтобы увидеть его встречу с собственным начальником,заставила Макара разочарованно покачать головой.