Бог рассеянно кивнул.

– Эй, Распадалец?

Он встряхнулся, взглянул на Кельсера, и его голова начала медленно расплетаться – как истрепанный ковер, чьи нити одна за другой исчезали в пустоте.

– Знаешь, он меня убивает. Он хочет, чтобы я погиб до следующего цикла, хотя… возможно, я смогу продержаться. Слышишь меня, Разрушитель? Я еще не умер. Я еще… еще здесь…

«Проклятье, – подумал Кельсер, холодея. – Бог сходит с ума».

Распадалец принялся расхаживать туда-сюда.

– Я знаю, что ты слушаешь; ты меняешь то, что я пишу, – то, что я уже написал. Ты поместил самого себя в центр нашей религии. Они уже почти не помнят правды. Хитер, как всегда, червь.

– Распадалец, – позвал Кельсер. – Ты не мог бы просто…

– Мне нужен был знак, – прошептал Бог, останавливаясь рядом с Кельсером. – Что-то, чего он не сумел бы изменить. Указание на оружие, которое я спрятал. Температура кипения воды, я думаю. Или замерзания? Но что, если единицы измерения с течением времени станут другими? Мне нужно было что-то, что будут помнить всегда. Что-то, что сразу узнают. – Он наклонился к Кельсеру. – Шестнадцать.

– Шест… надцать? – переспросил Кельсер.

– Шестнадцать. – Распадалец ухмыльнулся. – Умно, разве нет?

– Потому что это означает…

– Количество металлов, – сказал Распадалец. – В алломантии.

– Их десять. Одиннадцать, если считать тот, который я обнаружил.

– Нет! Нет-нет, это глупо. Шестнадцать. Вот идеальное число. Все увидят. Должны увидеть. – Распадалец продолжил расхаживать по пещере, и его голова вернулась – в основном – в прежнее состояние.

Кельсер присел на край тюрьмы. Действия Бога становились гораздо более непредсказуемыми, чем раньше. Что-то изменилось или – как человек с душевным недугом – Бог просто временами бывал в сравнительно лучшей форме?

Распадалец резко поднял голову. Он вздрогнул и обратил взгляд к потолку, словно тот вот-вот обрушится на него. Он открыл рот, двигая челюстью, но не издал ни звука.

– Что… – наконец произнес он. – Что ты наделал?

Кельсер встал.

– Что ты наделал?! – закричал Распадалец.

Кельсер улыбнулся.

– Надеялся, – тихо сказал он. – Я надеялся.

– Он был само совершенство, – простонал Распадалец. – Он был… единственным из вас… кто… – Он резко обернулся, вглядываясь во тьму позади тюрьмы Кельсера.

Там кто-то стоял. Высокая, властная фигура, не сотворенная из света. Знакомая одежда – бело-черная, построенная на контрастах.

Вседержитель. По крайней мере, его дух.

Кельсер встал на каменный край бассейна и подождал, пока Вседержитель направится к источнику света. Заметив Кельсера, тот замер на месте.

– Я убил тебя, – сказал Вседержитель. – Дважды. И все же ты жив.

– Да. Мы все знаем, насколько поразительна твоя некомпетентность. Рад, что ты начинаешь понимать это сам. Таков первый шаг к переменам.

Вседержитель фыркнул и оглядел комнату с ее прозрачными стенами. Его взгляд скользнул по Распадальцу, но он не придал божеству особого значения.

Кельсер ликовал. У нее получилось. У нее действительно получилось. Но как? Какую тайну он упустил?

– Эта ухмылка, – сказал Вседержитель Кельсеру, – просто невыносима. Я же убил тебя.

– Я отплатил тем же.

– Ты не убивал меня, Выживший.

– Я выковал клинок, который сделал это.

Распадалец прочистил горло:

– Мой долг – быть с тобой в преддверии перехода. Не беспокойся и не…

– Молчи, – перебил Вседержитель, осматривая тюрьму Кельсера. – Ты хоть понимаешь, что натворил, Выживший?

– Я победил.

– Ты впустил в этот мир Разрушителя. Ты – пешка. Такой гордый, как солдат на поле боя, уверенный в том, что он сам распоряжается своей судьбой, не обращая внимания на тысячи и тысячи людей в строю. – Он покачал головой. – Остался всего год. Так близко. Я бы снова выкупил эту недостойную планету.

– Это просто… – Распадалец сглотнул ком в горле. – Это промежуточный этап. Между смертью и Потусторонним миром. Тем местом, куда уходят души. Куда отправится и твоя душа, Рашек.

Рашек? Кельсер снова посмотрел на Вседержителя. Террисийца нельзя было отличить по тону кожи, как ошибочно полагали многие. Некоторые уроженцы Терриса были темнокожими, другие – светлокожими. Тем не менее он думал, что…

«Комната, полная шкур. Этот человек, на холоде».

Идиот. Вот что это значило, конечно.

– Все было ложью, – сказал Кельсер. – Уловкой. Твое легендарное бессмертие? Твое исцеление? Ферухимия. Но как ты сделался алломантом?

Вседержитель шагнул к столпу света, который поднимался из тюрьмы, и они с Кельсером уставились друг на друга. Как и на площади наверху, когда оба были живы.

Затем Вседержитель сунул руку в свет.

Кельсер стиснул зубы и представил себе внезапную, ужасающую картину того, как он проведет вечность в ловушке с человеком, убившим Мэйр. Однако Вседержитель выдернул руку, оставляя за собой легкий след, похожий на патоку. Он повертел кистью, изучая свечение, которое в конце концов погасло.

– И что теперь? – спросил Кельсер. – Ты остаешься здесь?

– Здесь? – Вседержитель рассмеялся. – С бессильной мышью и полудохлой крысой? Я умоляю.

Он закрыл глаза и потянулся к точке, которая бросала вызов геометрии. Он поблек, а потом и вовсе исчез.

Кельсер разинул рот.

– Он ушел?

– В Потусторонний мир, – сказал Распадалец, садясь. – Мне не следовало так надеяться. Все проходит, ничто не вечно. Именно это всегда утверждал Ати…

– Ему не нужно было уходить. Он мог бы остаться. Мог бы выжить!

– Я же говорил тебе, что к этому мгновению разумные люди хотят двигаться дальше.

Распадалец исчез.

Кельсер остался на краю своей тюрьмы, и светящийся бассейн отбрасывал его тень на пол. Он уставился в туманную комнату с колоннами, ожидая чего-то, хотя сам не понимал, чего именно. Подтверждения, празднования, какой-то перемены.

Ничего. Никто не пришел, даже инквизиторы. Как прошла революция? Были ли скаа теперь правителями общества? Ему хотелось бы поглядеть, как погибнет аристократия, с которой станут обращаться так же, как она с рабами.

Он не получил ни подтверждения, ни знака о происходящем наверху. Очевидно, они не ведали об Источнике. Все, что мог сделать Кельсер, – это успокоиться.

И ждать.

Часть вторая

Источник

1

Кельсер отдал бы что угодно за карандаш и бумагу.

Записать что-нибудь, скоротать время. Собраться с мыслями и составить план побега.

Шли дни, и он пытался нацарапать на стенках Источника какие-то заметки, но это оказалось невозможным. Он пробовал выдернуть нитки из одежды, а затем завязать их в узлы, чтобы изобразить слова. К сожалению, нити исчезли вскоре после того, как он вытащил их из полотна, а рубашка и брюки немедленно сделались такими же, как прежде. Во время одного из редких визитов Распадалец объяснил, что одежда ненастоящая – скорее, просто продолжение кельсеровского духа.

По той же причине он не мог использовать волосы или кровь, чтобы писать. В строгом смысле слова у него не было ни того ни другого. Это оказалось крайне неприятно, но где-то на втором месяце заключения он смирился. Писать было не так уж и важно. Во время заточения в Ямах ему ни разу не удалось что-нибудь записать, но он все равно планировал. Да, это были лихорадочные планы, несбыточные мечты, но отсутствие бумаги не остановило его.

Попытки писать сводились не