Он вылез из бассейна, измученный и пристыженный, и устроился на краю.

Он не замечал стоящего там Распадальца, пока божество не заговорило.

– Что это ты там делал?

Кельсер обернулся. В последнее время Распадалец навещал его нечасто, но если и приходил, то всегда без предупреждения. А когда говорил, то обычно бредил, как сумасшедший.

– Здесь только что кто-то был, – сказал Кельсер. – Мужчина с белыми волосами. Каким-то образом он воспользовался Источником, чтобы перейти из мира мертвых в мир живых.

– Понятно, – тихо сказал Распадалец. – Он осмелился на это, не так ли? Опасно, когда Разрушитель рвется из пут. Но если кто и мог решиться на столь безрассудную попытку, то только Цефандриус.

– Кажется, он что-то украл. С другой стороны комнаты. Немного металла.

– А-а-а… – тихо проговорил Распадалец. – Я думал, что когда он отвергнет всех нас, то перестанет вмешиваться. Мне следовало быть умнее и не доверять его намекам. В каждом втором случае нельзя верить даже его честным обещаниям…

– Кто он такой?

– Давний друг. И нет, прежде чем ты спросишь – ты не можешь сделать то, что сделал он, и преодолеть границу между мирами. Твои связи с Физической реальностью разорваны. Ты – воздушный змей без веревки, соединяющей с землей. Ты не можешь воспользоваться перпендикулярностью.

Кельсер вздохнул.

– Тогда почему он смог прийти в мир мертвых?

– Это не мир мертвых. Это мир разума. Люди – все вещи на самом деле – подобны лучам света. Пол – это Физическая реальность, где свет собирается в формы. Солнце – Духовная реальность, где он берет свое начало. Эта область, Когнитивная реальность, – пространство между тем и другим, сквозь которое тянется луч.

Эта метафора едва ли имела смысл.

«Они все так много знают, – подумал Кельсер, – а я – так мало».

И все же, по крайней мере, сегодня Распадалец изъяснялся более внятно. Кельсер улыбнулся божеству и замер, когда тот повернул голову.

У Распадальца не хватало половины лица. Вся левая сторона исчезла. Не было ни раны, ни торчащих костей. Оставшаяся половина дымилась, волоча за собой клочья тумана. Половина губ сохранилась, и он улыбнулся в ответ Кельсеру, как будто ничего страшного не произошло.

– Он украл немного моей эссенции, дистиллированной и чистой, – объяснил Распадалец. – Она может посредством Инвеституры даровать человеку – ему или ей – алломантию.

– Твое… лицо, Распадалец…

– Ати думает прикончить меня, – сказал Распадалец. – Действительно, он пустил в ход нож очень давно. Я уже мертв.

Он снова улыбнулся – вид был жуткий – и исчез.

Чувствуя себя выжатым, Кельсер рухнул рядом с бассейном на камни, немного похожие на настоящие камни, а не на пушистую и мягкую материю, из которой состояло все прочее.

Он ненавидел это ощущение невежества. Как будто все остальные были вовлечены в грандиозный розыгрыш, но ему отвели роль жертвы. Кельсер уставился в потолок, залитый светом Источника и сияющей колонны над ним. В конце концов он успокоился и принял решение.

Он найдет ответы на все вопросы.

В Ямах Хатсина он пробудился, когда осознал свою цель: уничтожить Вседержителя. Что ж, он снова пробудится. Он встал и, окрепнув, вошел в свет. Столкновение богов было важным, а то, что таилось в колодце, – опасным. Это превосходило все, что он когда-либо знал, и потому у него появилась причина жить.

Возможно, что более важно, у него появилась причина оставаться в здравом уме.

2

Кельсера больше не волновали ни безумие, ни скука. Каждый раз, когда он уставал от заточения, он вспоминал то чувство – то унижение, – которое причинил ему Бродяга. Да, он угодил в ловушку в пространстве всего около пяти футов в поперечнике, но у него не было недостатка в способах занять себя.

Сначала он вернулся к изучению того, что обитало в Потустороннем мире. Он заставил себя нырнуть за пределы света, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, встретиться с его непостижимым взглядом, – он делал это до тех пор, пока не перестал вздрагивать, когда оно его замечало.

Разрушитель. Подходящее название для этой сути – эрозии, распада и погибели.

Он продолжал следовать за импульсами Источника. Эти вылазки подбрасывали ему загадочные ключи к разгадке мотивов и замыслов Разрушителя. Он ощутил знакомую закономерность в том, что меняло существо – ибо Разрушитель, похоже, делал то же, что и сам Кельсер: использовал религию в своих целях. Манипулировал сердцами людей, изменяя их знания и книги.

Это ужаснуло Кельсера. Его намерения расширялись, когда он наблюдал за миром через эти импульсы. Ему нужно было не просто понять, ему нужно было сразиться с этим существом. С ужасной силой, которая положила бы конец всему, дай только шанс.

Поэтому он отчаянно пытался понять увиденное. Почему Разрушитель изменил старые террисийские пророчества? Что Бродяга – которого Кельсер замечал в очень редких импульсах – делал в Террисийском доминионе? Кем был этот таинственный рожденный туманом, которому Разрушитель уделял столько внимания, и представлял ли он угрозу для Вин?

Оседлав очередной импульс, Кельсер нетерпеливо высматривал признаки людей, которых знал и любил. Разрушитель живо интересовался Вин, и многие его импульсы сосредотачивались вокруг наблюдения за ней или ее возлюбленным, этим Элендом Венчером.

Кусочков головоломки становилось все больше, и они тревожили Кельсера. Армии вокруг Лютадели. Город, все еще погруженный в хаос. И – ему претило это признавать – похоже, что мальчишка Венчер сделался королем. Когда Кельсер это понял, он так разозлился, что несколько дней держался в стороне от импульсов.

Они взяли и отдали власть аристократу!

Да, Кельсер спас жизнь этому человеку. Вопреки здравому смыслу, он спас мужчину, которого Вин полюбила. Из любви к ней, возможно, из извращенного отцовского чувства долга. Мальчишка Венчер был не так уж плох по сравнению с остальными такими же. Но отдать ему трон? Казалось, даже Докс прислушивался к Венчеру. Кельсер ожидал, что Бриз оседлает любой встречный ветер, но как же Доксон мог так поступить?

Кельсер кипел от злости, но долго оставаться в стороне не мог. Он жаждал увидеть друзей хоть мельком. Хотя каждый образ был всего лишь краткой вспышкой – как будто Кельсер на мгновение широко распахивал глаза, – он ими дорожил. Они напоминали о том, что за пределами тюрьмы жизнь продолжается.

Иногда удавалось мельком увидеть кое-кого еще. Его брата, Марша.

Марш выжил. Это было радостное открытие. К сожалению, оно оказалось омрачено. Ведь Марш стал инквизитором.

Они никогда не были близки в общепринятом смысле. Их жизненные пути разошлись, но не это было истинной причиной разобщенности – и даже не противоречие между суровым нравом Марша и бойкостью Кельсера и не невысказанная зависть Марша к тому, чем обладал Кельсер.

Нет, правда заключалась в том, что они с детства знали: в любой миг их, полукровок, могут убить инквизиторы. Каждый по-своему воспринял жизнь, по сути