От тяжелой, удушающей ненависти у Егора сводило кулаки. Ах,что бы он сделал с этой гадиной, если б не связанные руки. Или пускайсвязанные, только бы она хоть раз подставилась, чтоб можно было врезать ейснизу вверх, в подбородок. Или сбоку, в висок. Он вложил бы в этот удар всюсвою силу, всю ярость!

Но проклятая шпионка была опытной дрессировщицей. Всё времянастороже, всё время на расстоянии вытянутой руки. Сколько раз, ковыляястреноженным к столу, Егор прикидывал: если резко развернуться, достанет он ееили нет? Получалось, что вряд ли. Когда садился, она сокращала дистанцию, носидя разве размахнешься?

Да и сил с каждым днем оставалось всё меньше.

От скудной еды, от неподвижности, от духоты Егорстремительно слабел. Теперь, поднимаясь с кровати на ноги, он с трудомудерживал равновесие – от резкого движения перед глазами вспыхивали круги.Прыгать по полу он перестал, вместо этого мелко переступал. Не только из-заслабости, но и потому, что брюки на нем висели мешком, прыгнешь – свалятся.Ворочался на койке гораздо чаще, чем вначале. Это оттого, что выпирали кости.

Через какое-то время (счет дням Егор потерял быстро, потомучто дней как таковых в его жизни больше не было) из темноты полезла уже немелкая чертовщина, а самые настоящие, добротные галлюцинации. В основном,конечно, неприятные.

Однажды он вдруг увидел себя со стороны.

Глухое помещение без окон, на кровати, изображая собой буквуX, лежит грязный человек. Невидящие глаза уставлены в потолок.

Потом то же самое, но с расстояния. Стены, пол, потолокпо-прежнему окутаны мраком, но в то же время прозрачны, и видно, что человечеклежит в одной из ячеек пустого, заколоченного дома. Над ним три этажа, под нимглухой подвал. В доме ни души, только бесшумно проносятся юркие мыши, дапокачивается на сквозняке паутина.

В другой раз привиделось, что дом – живой. Этакое чудищевроде чуды-юды-рыбы-кит. Чудище наглоталось всякой дряни: мусора, сломанноймебели, битого кирпича, заодно сожрало человека на железной кровати, и теперьтяжело дышит, переваривает невкусную пищу.

Была и такая галлюцинация: будто на всех этажах, во всехкомнатах полным-полно людей, все занимаются какими-то своими делами. Хозяйкистирают и варят, дети играют, мужчины пьют вино и забивают козла. Егор могзаглянуть в каждую квартиру, рассмотреть лица, его же не видел никто. Таквыглядел дом до того, как из него выселили жильцов, догадался Дорин, и емустало себя очень жалко: как же так, всех увезли, а его оставили?

Дом мучил, мучил своего пленника и в конце концовокончательно распоясался.

Спит Егор – вдруг чувствует, что у изголовья кто-то сидит.Сначала подумал: Вассер. Заспался он, не услышал, как вошла. Потихонькуприоткрыл глаз, посмотрел сквозь ресницы: что ей от него надо?

Она сидела, опустив голову, и лица было не видно, только силуэтопущенных плеч. Потом женщина подняла руку, погладила Егора по колючей щеке.Вздохнула.

Откуда-то засочился бледный свет – совсем слабый, но егохватило, чтобы Дорин смог разглядеть лицо своей мучительницы. Оно былопечальным и очень красивым, совсем не таким, как наяву.

– Так вот ты какая на самом деле… – прошептал потрясенныйЕгор.

Она ласково прикрыла его рот пальцами, грустно улыбнулась, адальше началось кошмарное. Глаза слегка раздвинулись и из черных сделалисьзелеными, нос заострился, губы округлились, кожа побелела, щеки втянулись –Вассер преобразилась в Надежду.

– Бедный ты мой, бедный, – прошептала Надежда, и Егоррасплакался от жалости к самому себе.

Но когда химера рассеялась, его охватило бешенство.

Это уж была подлость, чудовищная подлость!

За всё время заточения он ни разу не позволил себе думать оНаде. Воспоминаниям о девушке, которую Егор любил и навсегда потерял, не местов мерзком, зловонном подземелье.

Но подвал забрал такую власть над воображением своего раба,что бесцеремонно вторгся в самую заветную область памяти, не спросив у Егорасогласия.

Я уже не хозяин собственному мозгу, подумал он и здоровоиспугался: скоро, очень скоро он сойдет с ума, а это хуже смерти.

Нужно чем-то занять бесконечно долгие часы ожидания, иначечеловек по имени Егор Дорин превратится в животное, а значит, перестанет быть.

Так были приняты два решения, спасшие его от безумия.

Во-первых, он разрешил себе думать о Надежде и даже обращатьсяк ней.

Во-вторых, начал писать письма.

Не пером и не на бумаге – морзянкой по спинке кровати.

Писал Егор попеременно то шефу (это были донесения), то Наде(эти послания относились к категории сугубо личных). Правда, иногда письмо,обращенное к одному, незаметно меняло адресата, но это не имело значения.Главное, что Егор теперь был не один. Галлюцинации кончились. И свиньей всвинарнике он больше себя не чувствовал.

Если бы кто-нибудь заглянул в темный и душный подвальныйотсек пустого дома, предназначенного на слом, то увидел бы необыкновеннуюкартину.

Отощавший, заросший щетиной человек с мерцающими глазами ирассеянной улыбкой лежал на кровати почти неподвижно, только палец без усталивыбивал из железной стойки негромкие, гулкие звуки: точка, точка, тире, точка…

Выдержки из неотправленных писем лейтенанта госбезопасностиЕ. Дорина

…Шеф, я виноват, что не докладывал вам раньше. Если бдодумался, то не сбился бы со счета времени, а так я даже приблизительно незнаю, сколько времени меня здесь держат. Две недели? Три? Месяц? Я раскис,утратил силу воли. Простите меня, больше этого не будет.

По крайней мере, я запомнил все отправленные и принятыешифровки. Вот они, для памяти я буду повторять их в каждом письме.

Первая отправленная (на второй день заключения, то есть 17мая):

238795 383020 289292 365363 383839 373838 373839 393930038539 479328 340538 450934 374595 349958 383940

Первая полученная (не помню, когда):

[Колонка семизначных чисел]

Вторая отправленная (не помню, когда):

[Колонка восьмизначных чисел]

Вторая полученная (не помню, когда):

[Колонка шестизначных чисел]

Третья отправленная (три дня назад)