— Ничего. — Пикин возвышался над прочими на полголовы. — Я вкарете у печки, а вы костер разожгете. Что встали? Вы двое марш в лес! А ты иты приберите здесь. Дохлятину в кювет киньте, снегом забросайте. Потом закучером вернитесь. Живой — добейте. Уполз — догоните. И тоже заройте. Марш!

Отдав приказание, гвардеец вернулся к дормезу. Поставил ногуна ступеньку, сдернул с головы шляпу, поклонился.

— Мадам, кажется, нам предстоит романтическая ночь. Воизбежание двусмысленности, положу меж нами обнаженный меч, как непреклонныйРоланд.

И загоготал, невежда. Это надо же Роланда с Тристаномперепутать!

Пятясь по-рачьи, Митя пополз к лесу. За черными кустами,сплошь в красных капельках ягод, выпрямился и побежал. Одно слово, что побежал— не очень-то по рыхлому снегу разгонишься.

Кое-как добрался до тропки, тогда стал думать.

Они тут застряли до утра. Значит, Павлину еще можно спасти.Нужно привести людей — только и всего.

Вопрос: где найти людей?

Точное местонахождение неизвестно. Где-то между Чудовым иНовгородом. Какое тут ближнее поселение, сколько до него идти и в какую сторону— Бог весть.

А охотничий домик?

Не так уж далеко от него отъехали. Версту, много две.

Это надо поворотить назад и держаться поближе к дороге,только и всего.

День начинал меркнуть, но до темноты время еще было. «Яспасу вас, драгоценная Павлина Аникитишна», — сказал Митридат вслух и побежалпо узкой тропинке, очень возможно, что вовсе не человечьей, а звериной. Где-тов той стороне должна быть вырубка и домик.

По лицу били скорбные зимние ветки, и думы были тоженевеселые. Отчего злодейству в мире всегда широкая дорога, а добродетели узкаятропа, поросшая колючим терновником? И еще. Взять вот Павлину, Пашу. К чемутакой красавице ниспослано бремя душевной тонкости, достоинства и свободолюбия?Ведь без этого груза ее жизнь была бы куда проще и приятнее. Сколько женщиндевиц почли бы за великое счастье домогательства князя Платона Александровича.

Что это за крест такой — благородство, мало того чтовлекущее человека к тяжким испытаниям, но к тому же еще оставляемое без всякоговоздаяния за муку и вознаграждаемое за нее лишь несчастьем, или страданием?

— Столько настрадалась, такие муки из-за него вынесла! —причитала разобиженная Валя. — Попробовали бы брови выщипывать — кошмар!Обрыдалась вся! Факинг миракл, что глаза не красные. О вас же заботилась, овашей репутасьон. «Холестерин» такое место, кто только не таскается. Не хваталоеще, чтоб подумали, будто вы замутили с трансвестишкой. Барби-дресс, бровки вниточку, попсовый макияж — всё ради вас, а вы поперли, как Буш на Талибан.Подумаешь, на полчаса опоздала. Я ж делом занималась, а не книжку читала!

Нике уже самому было стыдно, что он накинулся на беднуюдевочку за опоздание. Она выпорхнула из такси такая счастливая, такаявоздушная: золотистые кудряшки до плеч, платье в оборочку, сетчатые чулочки, нащеке приклеен китайский иероглиф — ну просто первый бал Наташи Ростовой, никомуи в голову бы не пришло усомниться в половой принадлежности этой инженю. А оннапустился с упреками. Нехорошо это, сексуальный шовинизм. Ведь настоящейдевушке за опоздание он выговаривать бы не стал, верно?

— Ну ладно, ладно, извини, — сказал Николас. — Ты сегодняпросто красавица.

И Валя, не избалованная комплиментами начальника,моментально утешилась и даже просияла. Развернулась к водителю всем корпусом,похлопала длиннющими ресницами, поправила фальшивый бюст, оперлась локтем оспинку сиденья.

Страстно проворковала:

— Вот стою я перед вами, простая русская баба.

Такая в ее кругу была мода — к месту и не к месту сыпатьцитатами из допотопных советских фильмов. Что привлекательного находят взамшелых соцреалистических поделках эти дети солнца, первые подснежники XXIвека? Ведь обычная пропагандистская дребедень. Николас просмотрел пару кассетиз принесенных Валей — «Чапаев», «Веселые ребята», еще вот эту самую, как ее,откуда про простую женщину, и бросил. Он, выросший под антисоветские филиппикисэра Александера, никогда не сможет воспринимать искусство эпохи тоталитаризмакак нечто стильное или экзотическое.

— Вон там налево, в сайдлейн, — показала Валя, как быненароком кладя Николасу руку на плечо. — Потом направо, и будет «Холестерин».

— Странное название для ресторана. — Фандорин вертелголовой, высматривая место для парковки — улица была сплошь заставлена дорогимиавтомобилями. — Ведь холестерин вреден.

— Зато приятен, — жарко шепнула на ухо чаровница.

Николас строго сказал:

— Так, Валентина. Мы, кажется, раз и навсегда договорились…

— Каин проблем, — отпрянула она. — Понимаю: хороший дом,хорошая жена, что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость?

Ну уж, голубушка, покачал головой Николас, сорок с маленькимхвостиком — какая ж это старость?

Напротив сияющей вывески в виде бесшабашного поросенкаосвободилось место — отъехала красная «ауди», и Фандорин вознамерилсяввинтиться в брешь, но Валя надула губки:

— Шеф, отъедем подальше, а? Ну как я буду вся такаявоздушная, на глазах у пипла вылезать из этой галошницы? Я вот о вашейрепутации забочусь, а вам на мою наплевать.

Николас безропотно отогнал свою «четверку» за угол. В своевремя он приобрел этот неказистый автомобиль из неофитского патриотизма — хотелподдержать кампанию «Покупаем отечественное!». Стоически сносил скверный нравжелезного уродца, лечил его многочисленные хворобы, без конца заменялотваливающиеся ручки и зеркала, а главное — изо всех сил старался не завидоватьжене, раскатывавшей на слоноподобном «лендровере». Бескомпромиссный Эрастименовал папино транспортное средство «пылесосом» и ездить на нем отказывался,зато сентиментальная Геля «четверку» жалела и ласково называла Мишкой, имея ввиду стихотворение «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу, всё равно его неброшу, потому что он хороший».