Иногда он останавливался и вслушивался в звуки, однако явсегда двигался перебежками от куста к кусту, затаивался, меня могли углядетьтолько белки с дерева.

Наконец, когда мы оказались в дремучей чаще, он вороватооглянулся, сунул руку за пазуху. Я невольно поднял ладонь к плечу. Кончикипальцев коснулись холодной шишки на рукояти. Мне пришлось сделать усилие, чтобыне выдернуть оружие и не скакнуть с диким воем на явного предателя.

Человек осторожно вытащил из-за пазухи нечто белое. Оновысвободило одно крыло, я с запозданием узнал голубя. Шпион ласково поцеловалголубя, погладил по голове пальцем и рывком швырнул в небо. Голубь бесшумнозалопотал крыльями, настоящая шпионская птица, а я застыл с наполовинувытащенным мечом: с одной сторону – добрый, птичку в клювик чмокнул, с другой –голуби есть крысы с крыльями, ту же заразу разносят... Что шпион, уже не думалкак-то, воевода убедил, что все профессии хороши. А если учесть, что для одних– шпиЇн, для других – разведчик, а вор, к примеру, везде вор, то и вовсерасколебаешься...

Вдруг он оглянулся, наши взгляды скрестились со звономбулатных мечей. Очень медленно, не сводя с меня взора, он красивым жестомотбросил полу длинного плаща, как ковбой, высвобождающий рукоять кольта. Я также неспешно поднял руку и взялся за рукоять меча.

В его глазах мелькнуло нечто вроде удивления. Тем же жестомвытащил у

– Что-то вроде инбридинга, – понял я. – Илиимплантинга, не помню... А На губах появилась злая улыбка:

– Давно хотелось узнать, что из себя представляют этисеверные варвары...

– Узнаешь, – пообещал я.

Меч мой со зловещим свистом покинул ножны. Я держал егодвумя руками, чувствуя как красиво напрягаются мышцы. Танцующим шагом началприближаться к шпиону, потом плюнул на танец, смотреть некому, сделал парушагов по-простецки, зато размашистых.

Шпион процедил:

– Я забивал быков и покрепче...

– Пока я слышу только слова, – напомнил я.

Он прыгнул с того места, перелетел всю поляну, что засталоменя врасплох. Правда, прыжки хоть так, хоть через голову – клоунада и лишняятрата сил, я все равно успел отступить, ударил мечом, но шпион ухитрился еще ив воздухе сделать сальто. Лезвие моего меча срезало только подошвы с сапог, икогда плюхнулся на землю в красиво-угрожающей позе, голые подошвы всталиврастопырку карикатурно нищенские, с нестрижеными ногтями и с черной каймой, амизинцы вообще выглядели уродцами.

– Сдавайся, – сказал я высокомерно. – Непристало воину... а тем более – варвару, сражаться с босоногими!

Он завизжал оскорблено, снова взвился в воздух. Я сделал шагв сторону. Срубить в воздухе этого скачущего клоуна проще просто простого, яудержал меч от удара лишь потому, что как-то неловко рубить просто вмелькнувшего человека, а не в голову, как принято, руку, как принято тоже, илипо коленям, как принято уже.

Внезапно в его левой блеснуло. Я не успел уклониться, плечоожгло болью. Все еще не понимал, откуда, ведь его меч в правой, я отбил егоудар с такой силой, что шпиона отшвырнуло к деревьям. Он упал на спину, красивоперекувыркнулся и встал на ноги в угрожающей позе. В правой меч, а в левой –невесть откуда взявшийся кинжал!

Я неверяще тронул плечо. Порез неглубокий, но кровь потеклатакой широкой полосой, что меня затрясло от испуга.

– Ты... – проговорил я глупо, – ты ранил...меня?

Он оскалил мелкие желтые зубы, изъеденными дурнымиболезнями:

– А теперь еще и убью!

– Ах ты... предатель...

– Я своему народу верен, – сообщил он гордо.

– Шпион!

– Наймит, – бросил он в ответ с чувствомполнейшего превосходства. – Подлый наемник!.. Киллер.

Я вытаращил глаза, меня затрясло в приступе священной боевойярости, что появляется, когда слова уже кончились. А так как у варваров ихвсегда маловато, то я уже чувствуя в себе берсерка, перекинул меч в другую рукуи с удвоенной яростью бросился на мерзавца, у которого доводов оказалосьбольше, чем у меня.

Он отступил чуть, затем я увидел только каскад движений. Ихотя я двигался со скоростью взбешенного кота, мой меч под его ударами звенелкак железная крыша при дожде с градом. Я едва успевал парировать удары, к томуже у него теперь еще и кинжал, а у меня плечо в крови... от этой мысли яростине прибавилось, а наоборот, руки стали ватными, а ноги как из киселя.

Его бешеные глаза что-то уловили, на тонких злобных губахзазмеилась улыбка шпиона:

– Вот теперь ты умрешь!

Он прыгнул, одновременно нанося удары мечом в голову икинжалом в левый бок. Я успел парировал удар его меча своим, а от смертоносногокинжала спасения не было, блистающее как лезвие бритвы острие стремительнонеслось мне прямо в лицо, я торопливо закрылся щитом, даже не успев подумать,откуда он взялся... какого черта, это же всего лишь простой щит, даже безпокрытия, не белый же рояль в кустах, второй удар парировал мечом и тут жедостал его ногой с поворота в челюсть.

Мерзавец как-то удержался, но стоял и мотал тупой обалдевшеймордой, и тогда я, подпрыгнув и сцепив зубы, с лета ударил ногой уже с тройногоразворота. Опять в челюсть или вообще в морду, все равно получилось так смачно,так сладостно, так восхитительно, словно я, отбросив предрассудки, подгреб подсебя принцессу, служанок и поставил ее рыжую лошадку.

Его отшвырнуло как резиновый мячик. Я смотрел, стараясь непропустить ни байта информации, когда он шарахнулся о дерево, его расплескалона площади в шесть соток, забрызгало от корней до кроны, а потом он сползкровавой массой на землю, а я постоял перед ним, шевеля пальцами в приглашающемжесте: давай еще, иди ко мне, вставай и дерись!

Но он не встал, только ворочался как кабан с содраннойзаживо кожей, в нем хрипело и булькало. Я передернул плечами, словно цыганка втанце, отвернулся и пошел к лагерю, медленно остывая от священной ярости богов.Шпион вообще-то, обозвав меня киллером, сделал комплимент. Сейчас киллерыокружены ореолом романтичной таинственности как в прошлом – робин гуды,скарамуши и прочие зорры.

Воевода сидел у костра понурый, руки протянул к языкампламени. Похоже, его морозило после ледяной воды из родника.

– Одним меньше, – ответил я на его вопросительныйвзгляд.

Он поморщился:

– Этот тот, который держал принцессе левое стремя?

– Пусть садится справа, – предложил я.

– Да справа такой же... От куявов по десять золотых вмесяц. И еще по корове в год.

Я сел рядом, руки воеводы с толстыми изуродованнымиревматизмом пальцами слегка вздрагивали.

– А коровы зачем?