Еще один балл в пользу подпоручика Романова, подумала она вшкольных терминах. Его оценка повышается с «хорошо» до «отлично». Как странно:тот, кого ты считала жалким клопом, оказывается живым человеком, способным насильные поступки. Из-за этого случившееся стократно ужасней. Такую занозу изпамяти легко не выдернешь.

Она спохватилась, что терзается не из-за главного – не из-засвоего провала, а из-за ерунды, мелочи. Подумаешь, кто-то с кем-то поскрипелкроватными пружинами – к Делу это не имеет никакого отношения.

Но для меня имеет, ответила себе она. И для Опанаса. Не то,что «поскрипела», а что заноза в сердце осталась. Как ему об этом рассказать?Но и умолчать нельзя…

Через подземный ход она шла на подгибающихся ногах, готоваяко всему. Сейчас он спросит… Нет, просто взглянет на нее, и всё сразу поймет.Упреков, конечно, не будет. Он ведь сам ей это поручил. Можно представить, чегостоило ему ожидание…

Дойдя до погреба, Мавка остановилась, чтобы собраться ссилами. Она знала, как всё произойдет.

Опанас выслушает ее отчет. Сухо поблагодарит за важныесведения. Обязательно скажет что-нибудь про ее самоотверженность и про то, каксильно она помогла Делу. Наверное, еще и руку пожмет. Этого рукопожатия онастрашилась больше всего. Оно будет означать, что главное меж ними кончено.Навсегда…

Наверху откинулся квадратный люк, вниз пролился неяркийсвет.

– Нимец, ты? – донесся тихий голос Опанаса.

– Это я…

Он быстро спустился по лесенке, прикрыв за собой дверцу. Вруке у него была керосиновая лампа, за поясом револьвер.

– Почему ты? Я же запретил…

Она молчала, опустив глаза.

Сейчас спросит: «Было?»

– Черт тебя подери! Я ведь предупредил, тебе здесьпоявляться нельзя! За тобой слежка!

– Нет слежки. Я проверила…

Опанас раздраженно взял ее за подбородок, поднял лицо ксвету. Сейчас увидит глаза, и всё поймет…

Она зажмурилась.

– Что ты молчишь? – нервно сказал он. – Я тут, как наиголках… Ты раскусила Романова? Что он за фрукт? Простак или хитрец? И почемуне пришел Нимец?

Ему наплевать! Он об этом и не думал!

Мавка открыла глаза и увидела, что не ошибается. Терзающийсяревностью мужчина так не смотрел бы. Во взгляде Опанаса читались лишьнетерпение и требовательность.

Только что внутри у нее всё трепетало, жгло, саднило. Ивдруг стало холодно, бесчувственно.

– Да проснись ты! Отвечай!

Ну, она и проснулась. Как после долгого горячечного сна.Поглядела на стоящего перед ней усатого настырного мужчину, словно никогдараньше его не видела.

– Нимец убит. Романов его застрелил.

– Проклятье! Так я и знал! «Дурочку» подкинули! – Он тряхнулее за плечо. – Говори, не молчи! Как это случилось? И, главное, почему тебяотпустили? Ты точно не привела хвоста?

Грубый, хищный, чужой, подумала она.

И вдруг, неожиданно для самой себя, наврала:

– Это произошло случайно. По недоразумению. Я заваривалачай, а болван Романов взял да зажег красную лампаду. Захотелось ему пущейинтимности…

Ужаснулась: что я несу? И замерла – вот сейчас он скривитсяна слово «интимность» и наконец спросит.

Но Опанас упустил свой последний шанс.

– Холера! Всего не предусмотришь! И Нимец решил, что этосигнал? Понятно. Что было потом?

– Русский вышел во двор, до ветра. Я всё еще с самоваромвозилась… Вдруг – выстрелы. Два.

– Я их слышал.

– Романов решил, что на него накинулся какой-то мойвоздыхатель. Из ревности. Я не перечила. Да, говорю, ходил за мной полоумныйкакой-то, проходу не давал.

– И он поверил?

– Почему нет? Разве я не способна внушать безумную страсть?– Она улыбнулась презрительно – презрение адресовалось Опанасу, а он и непонял.

– Значит, подпоручик глуп?

– Как пробка. Я ему говорю: спрячь труп, сейчас патрульприбежит. Этот инцидент повредит твоей службе и моей репутации. Знаешь, что онсделал?

– Что?

– Кинул Нимца в отхожую яму.

Опанас только головой покачал.

– А дальше?

– От патруля он избавился быстро. Сказал, что учит менястрелять из пистолета по горшкам. Показал удостоверение контрразведчика – ониушли.

– Буффонада какая-то. Но выстрелы были давно, в третьем часуночи. Что было после?

– Всё, – с многозначительной улыбкой ответила она. – Всё,чего ты хотел.

Ну-ка, что он на это?

Удивился:

– После убийства у вас хватило куражу на любовные утехи?

Мавка зло рассмеялась.

– Романов так перья распустил. Как же, герой – одолел соперника.Самец-победитель.

Вот теперь он ее поцеловал – деловито.

– Умница ты у меня. Довела дело до конца. Разъяснила тыподпоручика?

– Там нечего разъяснять. Парень он храбрый, ловкий. И кобельпервоклассный…

Опанас на это и глазом не моргнул. Ей, правда, было уже всеравно – моргнет, не моргнет.

– Но дубина дубиной. Говорю тебе со всей определенностью:этой дурьей башке ни за что не поручат вести важное дело. Исключено.

– Уверена? На сто процентов?

– На двести.

Тут он обнял ее по-настоящему, стал целовать, дажепредпринял попытку повалить на топчан, где давеча они предавались страсти.

– Пусти, – сказала Мавка. – А то меня вытошнит.

Он не очень-то и настаивал.

– Бедняжка, что ты вынесла… – У самого глаза прищуренные,смотрят в сторону. О другом думает. – Но это было не напрасно. Теперь русские унас вот где!

Он потряс кулаком, но его мысль уже бежала дальше.

– Нимца нет. Значит, не будет и обратной эстафеты. Поуговору в этом случае пришлют дублера-инспектора, через двое суток. Сидеть бездела я не стану… Скажи-ка, кохана, – Опанас ласково погладил ее по волосам, – ана что, по-твоему, можно взять этого Романова?

– Ты хочешь его завербовать? – удивилась Мавка. – Офицерарусской контрразведки?

– Попытка не пытка. – Опанас азартно улыбался. – Раз онспособен втихомолку спустить соперника в выгребную яму, да еще хвастлив и глуп…Неплохой материал для вербовки. Что посоветуешь? Ты по Романову теперьспециалистка. Деньги?

Она смотрела на него с мстительной усмешкой. Ловецчеловеческих душ! Попадись на собственный крючок!