Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошла всего пара часов с тех пор, как я сказала эти слова Оливии и остальным Писателям будущего.
Я просила этих детей довериться мне. Довериться друг другу.
Могу ли я довериться Саду?
Пожалуй, как говорит Ба, у меня нет выбора.
Внутри Сада, дальше – что бы это ни значило – мой шанс узнать что-то о моих родителях, шанс спасти магазин. Не говоря уже о том, чтобы восстановить Сад и вернуть в мир Диккенса.
Но только если я соглашусь с тем, что обо мне сказали гости вечера.
Рассказчик.
Могу ли я надеяться, что они правы? Несмотря на слова других, на мои собственные сомнения? Должна ли я принять дары Сада, прежде чем создать свой подарок?
Ба отталкивает тарелку и отклоняется на подушки.
– Слишком много еды?
Она слабо улыбается, но молчит.
– Ба? Хочешь что-нибудь из автомата?
Она качает головой.
– Просто устала.
Видимо, я измотала ее вопросами.
Она засыпает, уже прикрыв глаза.
Я отставляю столик, пультом управления опускаю верхнюю часть кровати, держа руку на теплой щеке Ба.
– Спасибо, девочка моя, – шепчет она. – Передай всем от меня привет.
Обязательно, Ба. Если еще не слишком поздно.
Глава 28
Конечно, сказки – это побег от реальности, и в этом их торжество. Если солдат захвачен в плен, не должен ли он сбежать?.. Если мы ценим свободу ума и души, если мы партизаны свободы, то наш долг – сбежать и увести с собой как можно больше людей!
Дж. Р. Р. Толкин
Парк на закате – лишь малая часть того, что значит для меня Сад на пустыре, но он хранит его волшебство, прекрасное даже в искажении. Как отражение в ряби. Поэтому я предложила Остину прогуляться здесь.
Вечер, до заката еще час. По небу плывут размытые облака, воздух влажный.
Я люблю бывать здесь в темное время дня, когда по бокам асфальтированных дорожек оживают фонари один за другим, заменяя солнце. Они, конечно, не похожи на полюбившиеся мне глобусы, но все равно в их свете новорожденные кленовые листья возвышаются, как соборы весенней зелени.
Но сегодня, кажется, сумерки закончатся дождем.
Идет ли дождь в том Саду? Там, где я умудрилась лишить весь мир Чарльза Диккенса?
Я должна вернуться как можно скорее. Я уверена в этом.
Несмотря на то, что время там стоит на месте – возможно, все гости застыли и ждут, пока я верну Ч. на место, обращу вспять увядание – Диккенс пропал из моего мира тоже, и это все меняет.
Ба была в Саду – и это тоже все меняет. Значит ли это, что я могу взять кого-то с собой?
Я уже решила быть более откровенной с Остином. Возможно, его реакция станет решающим испытанием для наших отношений.
Начинает смеркаться. Я иду слегка за ним, засмотревшись на маму с дочкой. Они кидают кусочки хлеба в воду, где утки уже пытаются обогнать друг друга в гонке за намокшим лакомством. Девочка радостно смеется каждый раз, когда птицы ныряют за кормом.
– Рваная свинина? – бросает Остин через плечо.
Он имеет в виду «Мексиканское барбекю с дымком от дяди Чака» – его любимый фургон-кафе. Он решил поужинать там, после того как я предложила встретиться в парке.
– Хорошо. Конечно. И картошку. – Я еще задерживаюсь, наблюдая за мамой с дочкой.
– Картошку? У них легендарные чипсы с гуакамоле.
– Картошку.
Остин продолжает идти молча.
Взяв сэндвичи, мы садимся на скамейке неподалеку от фургона. Я устраиваю на коленях красную бумажную тарелку с рифленой картошкой, ставлю бутылку колы на землю.
– Ты только попробуй, Келси. – Он толкает ко мне контейнер, доверху заполненный чипсами из тортильи.
Я качаю головой.
– Аллергия.
– На чипсы и гуакамоле?
– На гуакамоле. Точнее, на авокадо.
– Хм-м. Странно. – Он приступает к еде, но вскоре делает глубокий вздох, будто к чему-то готовясь.
Вот и все. Сейчас он со мной расстанется – не могу его винить. Руки с сэндвичем слегка опускаются в своей траектории до рта.
Остин прокашливается.
– Ну… Как дела у твоей бабушки?
Я жую и проглатываю.
– Она мне не бабушка. – Я откладываю сэндвич на скомканную обертку от него и перевожу взгляд на Остина.
– Что? – Между его бровями появляется маленькая буква V.
– Она мне больше как мать. Она меня удочерила, вырастила. Родных родителей я не знала.
– Что… Я… почему ты мне раньше не сказала?
Я медлю с ответом, откусывая картошку, затем пожимаю плечами.
– Не знаю. Наверное, не было подходящего повода.
Он снова поворачивается к своей тарелке и медленно кивает, будто понимает что-то про меня.
– Тогда тебе в этой ситуации еще тяжелее. Мне очень жаль.
– Спасибо, Остин. Я очень ценю твою поддержку.
Может, я пытаюсь его вынудить со мной расстаться? Раскрываю ему свои секреты, надеясь, что он разозлится, так как я не поделилась раньше?
– Ты поэтому в последнее время такая отрешенная? Такая… Недоступная?
Мы в отношениях месяц. Не уверена, что считается за «последнее время», но в эту неделю меня занимало не только угасающее здоровье Ба.
– Прости меня. Да, много навалилось.
– Я понимаю.
Он правда хороший парень. Немножко эгоист, конечно, но, кажется, он действительно обо мне переживает.
– Дело не только в Ба. Произошло кое-что еще. Что-то очень, можно сказать, странное. Удивительное. – Я говорю взахлеб. Безумие?
Девочка с мамой проходят мимо. Женщина сжимает в руке пустой пакет из-под хлеба. Дочка смотрит по сторонам, говорит и указывает пальцем на деревья, на озеро, на траву, птицу. До краев переполненная чудесами парка, будто он вмещает в себя всю красоту мира – может быть, так и есть.
– Я слушаю. – Остин веселится, он уже настроен скептично.
Ты только подожди.
– Я обнаружила кое-что. Невозможное. Я бы хотела тебе это показать.
Я знаю, что это испытание. Часть меня хочет посмотреть, поверит ли он мне, захочет ли он – сможет ли – открыть железные ворота, увидеть то, что вижу я. Он должен выдержать испытание, но кто я такая, чтобы его испытывать? Это я отстранилась и не уделяю ему достаточно внимания.
– Можно я сначала доем?
Я пожимаю плечами.
– Да, конечно. На самом деле у нас еще час. Мы пойдем на закате или около того.
Остин смотрит на часы – тяжелый кусок золота, подарок отца на выпускной из университета.
– Хорошо, я могу подождать. Дашь мне подсказку?
Да, Остин. Посмотрим, что ты с ней сделаешь.
– Я обнаружила