мечтал об этом: входить и входить в твое прекрасное тело, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Изголовье кровати громко ударялось о стену с каждым новым толчком.

Марианна изогнулась, чтобы принять его глубже, и Сент-Джон чуть не зарыдал. Его тело содрогалось в попытке оттянуть неизбежное.

Ее тело рванулось ему навстречу, и она закричала от восторга.

– Да! – застонал он. – Да, Марианна!

Он впился губами в ее губы и в последний раз вонзился в нее.

Марианна проснулась от того, что по животу ее гладило что-то мягкое и горячее. Она приподняла голову и увидела, как герцог ласкает языком и губами ее живот. Он взглянул на нее.

– А, засоня, проснулась.

– Я что, так долго спала? – спросила она и зевнула.

Он покачал головой и лизнул ее пупок.

Марианна засмеялась, когда он начал ласкать чувствительную плоть.

– Щекотно?

Она кивнула. Действительно щекотно, но этого сразу стало не хватать, когда он прекратил свои ласки и лег рядом.

Он приподнялся на локте, посмотрел на нее, отвел с ушибленного виска непослушную прядь и спросил:

– Надеюсь, не сделал тебе больно? Я не самый лучший медбрат. – Он едва заметно улыбнулся, но глаза оставались серьезными. – Мне не нравится, что тебе причиняют боль.

Она поймала его руку, поднесла к губам и по очереди поцеловала костяшки пальцев.

Глаза его вспыхнули, но губы сурово сжались.

– До сих пор тебе везло, но удача не будет с тобой вечно. Надо найти другой способ зарабатывать на жизнь, пока не получила тяжелое увечье.

Она отпустила его руку и, сердито сверкнув глазами, гневно воскликнула:

– У тебя уже что-то есть на примете? – Она осеклась, а он продолжил:

– Ты же знаешь, что я никогда не предложу тебе ничего подобного.

– Прости. Конечно, знаю. Но раз уж ты затронул эту тему, скажи, для какой работы я, по-твоему, гожусь. С моей репутацией я не могу стать ни гувернанткой, ни компаньонкой. Я не смогла устроиться на место учительницы еще до того, как начала работать в цирке. Собственно, поэтому я и занялась боксом. Так что я, по-твоему, могу делать?

Он заколебался, и Марианна кивнула:

– Теперь ты понимаешь мое затруднительное положение.

– Но ведь в цирке твоего дяди… гм… Барнабаса наверняка есть работа, где не требуется подвергаться еженедельному избиению.

Марианне надоел этот разговор, и она опять поднесла его руку к губам. Вместо продолжения спора она втянула в рот его указательный палец и стала легонько лизать подушечку.

Сент-Джон покачал головой, губы его изогнулись в недовольной улыбке.

– Ты, конечно, умеешь отвлечь внимание, но я еще не закончил.

Марианна улыбнулась и поправила его:

– Мы не закончили.

– Продолжим? – И, удерживаясь на локтях, а коленями раздвигая ей ноги, он лег на нее.

Она с готовностью развела их пошире и застонала, когда он вошел в нее.

– Тебе больно? – встревожился Сент-Джон, прокладывая поцелуями дорожку к ее губам.

Марианна покачала головой.

– М-м. – Он чуть отодвинулся, опустил руку к ее влажной щели, начал поглаживать затвердевший чувствительный бугорок и вдруг замер. – Какой же я эгоист! Тебе ведь было больно?

Марианне так хотелось еще и еще, что она солгала и подалась бедрами ему навстречу:

– Не думай об этом, просто бери меня.

Их взгляды встретились. Сент-Джон подхватил ее под колени и поднял повыше, глядя на ее женские прелести жадными глазами.

– Жаль, что ты этого не видишь, – пробормотал он, медленно выходя из нее и снова вонзаясь на всю длину. – Это так возбуждает, когда я исчезаю в тебе.

Она наслаждалась его голодным взглядом, дрожала и изгибалась от его прикосновений, впивалась в него ногтями и, наконец, содрогнулась и закричала.

Он тоже едва сдерживался, вонзаясь все глубже и глубже, затем на мгновение замер и прохрипел:

– Я чувствую, как ты сжимаешь меня! О, и это восхитительно…

Он опустил ее ноги на матрас и накрыл ее своим телом.

Марианна обеими руками сжала его ягодицы, прижимая к себе как можно ближе.

Он застонал:

– М-м, что ты со мной делаешь?

Он опять начал двигаться, но теперь медленно и обдуманно. Его взгляд обжигал Марианну, зубы сжимались крепче с каждым толчком. В комнате было сумрачно, но Марианна все равно видела, как расширились его зрачки.

– Боже, что ты со мной делаешь? – опять прохрипел Сент-Джон странно дрожащим голосом.

Марианна прижимала его к себе, пока он содрогался от наслаждения. Была ли она когда-то счастливее? Если и так, то не помнила этого.

Удовлетворение растекалось по ее телу подобно меду. Этот мужчина был для нее всем, о чем только можно мечтать: вдумчивый, порядочный, верный, заботливый друг и страстный нежный любовник.

Глаза обожгло слезами, и Марианна зажмурилась.

И он никогда, никогда не будет принадлежать ей.

Глава 25

В следующий раз она проснулась на рассвете, и в постели рядом с ней никого не было.

Марианна рывком села и прикрыла глаза от света.

Герцог сидел в кресле у камина, полностью одетый, и зашнуровывал ботинок.

– Сколько времени?

– Половина седьмого. – Он выпрямился, закатывая рукава. – Я прикажу прислать тебе сюда ванну.

– Звучит божественно.

– Хочешь, чтобы завтрак тоже принесли в комнату? – Он встал и взял свою куртку.

– Нет, я спущусь вниз.

Сент-Джон, полностью одетый, подошел к кровати и сел рядом с Марианной. Она настороженно встретила его взгляд, но он улыбнулся, и от этой улыбки сердце ее затрепетало. Он протянул руку, коснулся ее подбородка, провел большим пальцем по нижней губе.

– Ночью я говорила правду, – сказала она, чувствуя, как под этим взглядом начинает полыхать лицо. – Никаких иллюзий я не питаю…

– Я знаю. – На его лице промелькнуло несвойственное ему выражение неуверенности. – Прошлая ночь была… я не буду лгать, Марианна. Я хочу ее повторить. И снова, и снова. – Он с явным сожалением опустил руку. – Но решение должна принять ты. Я не буду тебя домогаться.

– А я, значит, могу тебя домогаться? Опять?

В его ледяных глазах полыхнула страсть.

– Надеюсь на это. – Он взял ее руку, поднес к губам, поцеловал не тыльную сторону, а саму ладонь, и этот нежный чувственный жест чуть не лишил ее рассудка.

Он покинул ее до того, как она успела произнести хоть слово; впрочем, ничего толкового она бы сказать все равно не смогла.

Она откинулась на изголовье кровати, и лицо ее запылало, стоило вспомнить, как ночью эта тяжелая штука колотилась о стену. И как громко она стонала сама. Марианна поднесла руки к разгоряченному лицу. Боже! Дядина комната – соседняя. Что, если они с Соней все слышали?

Она опустила руки и сжала