– Ты сказал, Берислав, – обратилась к гостю Хельга, – что дроттнинг Сванхейд послала тебя ко мне, я правильно расслышала?

– Да, госпожа, – ответил Бер и взглянул почему-то на Вефрид, точнее, на ее ожерелье. – Дроттнинг Сванхейд сказала, что ты, возможно, унаследовала умения твоей матери, Снефрид. Если так, то ты наверняка могла бы оказать мне существенную помощь в моих поисках. Ты, Эскиль, верно сказал: те люди, четверо, кого мы ищем, могут оказаться где угодно, а мерянская земля обширна. Хорошо если те трое остались вместе, а если разделились?

– Это было бы умно, – кивнул Эскиль, – а они ведь не дураки?

– Они воспитывались при князе Святославе, и неразумно было бы считать их простаками. Мы уже видим, что они разделились: двое остались здесь, трое ушли дальше. Эти двое назвались чужими именами и выдали себя за родных братьев. Наверняка и трое других тоже не называют себя Игмор, Добровой и Красен, и два брата, наоборот, скрывают свое близкое родство. Ты, Хельга, при помощи твоих умений могла бы… хотя бы указать нам верное направление.

– Но послушай, – сказал Эскиль. – Свидетелей убийства твоего брата у вас нет, я так понял?

– Нет. С ним были два телохранителя, они погибли. Я нашел тела.

– Но и ты не видел убийц на том месте?

– Нет. Когда мы приехали, там уже были только трупы. Но я сам видел, как двое из этих людей приезжали за Улебом и увезли его. Один из них был Девята, второй, Грим, погиб той же ночью. Улеб убил его, защищаясь.

– Ты, в итоге, не знаешь, как вышло все это дело? Может, там случилась ссора, а убийства они не замышляли заранее?

– Игмор и его люди в тот вечер взяли с собой намного больше оружия, чем нужно для простой прогулки. Даже надели кольчуги – это вполне ясно говорит об их намерениях. Они даже не пытались объявить о том, что сделали, рассказать и оправдаться. Князь Святослав охотно вступился бы за своих людей, если бы они были невиновны. Но они просто бежали, стараясь никому больше не попасться на глаза. Что это может означать? Только то, что оправдаться им нечем.

– Хм, похоже на правду. Но я бы на твоем месте постарался хоть кого-то взять живым, чтобы доподлинно узнать, как было дело. Отнимать жизнь, не имея уверенности, это, знаешь ли…

– Бегство Градимира подтверждает, что все они знают за собой вину, – сказал Алдан. – Иначе он искал бы защиты, когда понял, что их настигли, – да хотя бы у тебя, Эскиль, он ведь стал твоим человеком. Но вместо этого он украл твою лошадь и умчался в ночь, спасая свою жизнь.

– Он подумал, что если ты прикажешь все рассказать, то признаешь месть справедливой, – подхватила Хельга. – Скорее всего, так. И вот что я тебе скажу, Берси…

Она повернулась к Беру. В глазах ее светилась благожелательность к тому, кого она помнила забавным бойким ребенком, еще не умеющим ходить, но ползающим на четвереньках с такой скоростью, что нянька-чудинка едва могла его догнать.

– Ради дроттнинг Сванхейд, ради твоей матери, которая всегда была ко мне добра, да и ради тебя самого я хотела бы тебе помочь. И я постараюсь это сделать, как если бы меня попросила сама Сванхейд.

Хельга вопросительно взглянула на мужа: Эскиль слегка хмурился, но не возражал. Рассказ Бера убедил его в справедливости мести, жалеть «братьев» Коля и Орма, то есть Девяту и Градимира, у него не было причин, а в колдовские дела своей жены он никогда не вмешивался. Он хотел знать одно: не принесет ли это дело какого раздора в его собственные земли, а если такая возможность есть, то как этому помешать? Но он лишь бросил на жену многозначительный взгляд. Каменная Хельга – разумная женщина, и ей не менее дорог покой в том месте, где они оба обрели свой постоянный дом.

Вефрид сделала большие глаза: ее как раз таинственные дела матери, общение с духами-покровителями очень даже волновали, однако Хельга не спешила с ней делиться этими тайнами.

– Но у тебя же нет с собой жезла! – шепотом воскликнула Вефрид.

– Жезл для вызова не нужен. Но лучше уж я отойду в сторону…

– Полезешь на Змеев камень? – Эскиль усмехнулся и даже подмигнул жене, намекая на известный им давний день.

– Нет, – подавляя улыбку, Хельга качнула головой. – Но пойду, пожалуй, к нему.

В тот день, о котором Эскиль вспомнил, ей было не до улыбок. Тогда она, видя себя в нешуточной опасности, призвала своего альва-покровителя, но он не откликнулся. У Бога Воронов были другие замыслы, и он не желал помогать ей. Очень может быть, что и в этот раз не пожелает, думала Хельга, направляя в одиночестве к той части берега, где лежал Змеев камень. Обратиться к божеству с просьбой не значит получить отклик, даже если божество тебя и слышит. Особенно если речь идет о повелителе тех, кто покровительствует ее материнскому роду. Он помогает только тем, чей путь лежит в русле его собственных замыслов.

Встав перед Змеевым камнем, Хельга подняла глаза к небу и негромко заговорила на северном языке:

Мой милый звериною шкурой одет,

Мой милый оставит в снегу волчий след,

Живешь ты за тучами, я – на земле.

Зову я, Ульв Белый, явись же ко мне!

Много лет назад, когда она была в том же возрасте, что ее дочь сейчас, этому призыву ее научил он сам – Ульв Белый, светлый альв, ее далекий предок по матери и один из четырех слуг самого Одина. В тот первый раз она очень испугалась, увидев златоглазое существо внушительного роста, получеловека-полуволка. Со временем страх ее поутих, но все эти годы она старалась не тревожить его без нужды. Владыка Асгарда и без того находит для своих слуг, двух воронов и двух волков, немало работы. В последний раз Хельга обращалась к нему в начале прошлой зимы: спросить, стоит ли отправить Вефрид в гости к Сванхейд в Хольмгард. Об этом между ними, Хельгой и Сванхейд, было условлено двадцать лет назад – не так чтобы серьезно, но Сванхейд, конечно, не откажется от приглашения, если дочь ее давней гостьи захочет его принять. А Вефрид, в семилетнем возрасте получив от матери «ведьмин камень» из янтаря, с тех пор только и мечтала о том дне, когда достаточно вырастет, чтобы отправиться в далекий Хольмгард на встречу со своим собственным сыном конунга. С тех пор