как ей исполнилось тринадцать, она каждый раз в начале зимы, когда ждали торговый обоз из Силверволла в Хольмгард, проходивший через Видимирь, намекала родителям: может быть, уже пора? Хельга уехала в Хольмгард в шестнадцать лет, и, когда к этому возрасту подошла Вефрид, пришлось признать, что, может быть, пора. Однако ответ альва оказался неблагоприятным: в Хольмгарде той зимой было неспокойно, случился раздор в борьбе за власть, и дошло до того, что самой Сванхейд пришлось бежать из дома и искать пристанища у родичей на южном берегу Ильменя. В тот раз Вефрид никуда не поехала, но возлагала надежды на грядущую зиму.

И вот пускаться в путь отпала надобность: тот единственный «сын конунга», что в эту пору имелся в Хольмгарде, приехал к ней сам. Однако непохоже, чтобы Вефрид обрадовалась встрече. «Сын конунга» впервые предстал перед нею со свежей кровью на руках, а Вефрид впервые увидела убитым того, с кем говорила лишь накануне…

Задумавшись, Хельга не замечала, как убегают в тишине мгновения. Опомнилась: ему уже пора было появиться. Оглядевшись, она снова начала:

– Мой милый звериною шкурой одет…

– Я здесь, – сказал позади нее голос на северном языке; в голосе звучало что-то вроде упрека.

Хельга живо обернулась.

Он стоял возле Змеева камня, небрежно привалившись к нему плечом: существо на вид как мужчина средних лет, огромного роста – на голову выше Эскиля, далеко не малыша. Длинные волосы, белые как снег, густыми прядями спускались на грудь и плечи, сами плечи и руки тоже были покрыты густым белым волосом до самых кистей. В такой же мех были одеты и бедра, и только на груди и на животе он был пореже. Хельга вдруг подумала, что никогда не видела его со спины: надо думать, на спине этот мех всего гуще. Черты лица его были правильными, но грубыми, а глаза сияли расплавленным золотом. И пусть сегодня Хельга увидела Ульва Белого не в первый раз и даже не в десятый – невольно содрогнулась, не от страха, а от потрясения. Не приходилось долго его разглядывать, чтобы понять: это существо не имеет в себе ни капли человеческой крови – не считая той, которую выпивает, терзая трупы на поле боя звериными зубами. Человеческий облик для него лишь одежда – поэтому никакой иной одеждой он себя не обременяет.

– Привет и здоровья тебе, Ульв Белый! – выдохнула Хельга. – Я уже испугалась, что ты не придешь.

– Я давно здесь, но ты слишком задумалась. Не хотел отвлекать.

– Ты ведь знаешь, что случилось?

– Еще бы не знать. Это дело касается Всеотца. Он с тех людей не сводит своего единственного глаза.

– Вот как? Почему?

– Они призвали его перед тем, как выйти на свою ночную охоту. И поклялись его именем быть все заедино. Но эти двое нарушили клятву. Они по дороге поссорились с остальными и не пожелали идти дальше. Сказали, что удача покинула Игмора из-за его глупости и что этим убийством они навлекли на себя одно горе.

– И Один покинул их? – Хельга подумала так, раз уж Девята-Коль оказался убит.

– Нет, отчего же? Игмор и те двое, что с ним, верны своей клятве, и Всеотец еще многого от них ждет.

– Это значит, что он будет их защищать?

Ульв Белый многозначительно кивнул, и Хельга с тревогой подумала о Бере: не много у него надежд на успех, когда Отец Богов на стороне его противников!

– Но ты поможешь мне… – нерешительно начала она, – может быть, ты ответишь… Ах, пойми, я была привязана к этому ребенку, Берси… когда он был ребенком. Его мать была так добра ко мне, но ее уже нет в живых. Теперь, когда он – единственная опора Сванхейд и она возлагает на него такие надежды, мне было бы жаль… Неужели ты вовсе откажешь ему в помощи?

– Ему я помогать и не должен, – равнодушно ответил Ульв Белый.

– А мне? Ради его матери и бабки…

– Мать, бабка! Ты думаешь, ему все еще одна зима от роду. А он уже мужчина и вчера не оробел в упор вонзить тому парню сулицу в грудь.

– Но и враги его – не дети, они опасны. Если он погибнет, это убьет Сванхейд, она и так уже слаба. Я прошу тебя!

Хельга молитвенно сложила руки и подалась ближе. Она знала: альвы могучи, но питают слабость к человеческим женщинам.

– Чего ты хочешь от меня? – уже мягче спросил Ульв Белый.

– Где искать этого человека, Орма, то есть Градимира? Куда он скрылся? Он украл нашу лошадь, а воровству Всеотец ведь не должен потворствовать.

– Какой бережливой хозяйкой ты стала! – усмехнулся альв.

Он помолчал, поглядел в небо. Был ясный день, светило жаркое солнце, лишь здесь, у камня, лежала прорезная дрожащая тень от близких зарослей.

– Вот что, – обронил наконец альв и знаком пригласил Хельгу подойти.

Она приблизилась на пару шагов, но Ульв Белый не шевелился и молчал. Она сделал еще шаг – он молчал. И только когда она подошла вплотную, так что ее окутало свежим запахом грозы и мягким жаром, который исходил, казалось, от пылающих золотых глаз альва, он наклонился к ней и тихонько прорычал:

– Передай этим мстителям, что их добыча ушла недалеко. Тот беглец скрывается поблизости. Больше я не могу тебе сказать. Но они скорее достигнут цели, если останутся на месте.

– Благодарю тебя. – Хельга с силой выдохнула, осознав, что во время этой речи не дышала.

– Больше я не могу сделать – из-за Всеотца. Но скажу тебя: Всеотец многого ждет от этого дела. Больше, чем вы можете себе вообразить.

Глава 5

Беру было лет шестнадцать, когда Сванхейд однажды, по какому-то поводу, стала вспоминать, как вышло, что два ее сына, Ингвар и Тородд, одновременно оказались обручены с двумя сестрами, племянницами Хельги Хитрого, – Эльгой и Бериславой.

«Дроттнинг! – сказал тогда Бер, осененный внезапной мыслью. – Может, у тебя где-то припасена невеста и для меня? Не может быть, чтобы такая мудрая женщина не обдумала заранее такое важное дело! Так расскажи мне, кто она и где? Думаю, я уже достаточно взрослый, чтобы хотя бы об этом знать!»

«Уговора о твоем браке мы ни с кем не заключали, если только твой отец в Смолянске не нашел кого-то подходящего. Но, признаться, я жду некой вести»…

«Какой вести, дроттнинг?»

«Это похоже на сказку! – отмахнулась Сванхейд. – Не стоит тебе принимать это близко к сердцу».

«Но что именно?»

«Много лет назад у меня здесь гостила одна молодая девушка, Хельга дочь