– Кто? – раздался из прихожей густой бас Емели.Ответа было не слышно, но дверь открылась.

Утро, причем не раннее, понял Грин.

Организм все-таки вытребовал свое – по меньшей мере часовдесять полного покоя.

– Как ваши раны? Что деньги? – спросила Игла,входя в комнату.

Не дожидаясь ответа, сказала:

– Про то, что было ночью, знаю. Матвей у нас. ВсяМосква полна слухами про бой на железке. Убит сам Бурляев, это известнодоподлинно. И еще, говорят, полицейских перебили видимо-невидимо. Но что я вамрассказываю, вы ведь там были…

Глаза у нее были не такие, как всегда, а живые, полныесвета, и от этого стало видно, что Игла никакой не перестарок. Просто строгая,волевая женщина, перенесшая немалые испытания.

– Вы самый настоящий герой, – произнесла она оченьсерьезным и спокойным тоном, будто констатировала доказанный наукойфакт. – Вы все герои. Не хуже народовольцев.

И посмотрела так, что ему сделалось неловко.

– Раны больше не мешают. Деньги отправлены. Сегоднябудут в Питере, – стал отвечать он по порядку. – Что Бурляев, незнал, но это хорошо. Про видимо-невидимо преувеличение, но нескольких положили.

Теперь можно было и к делу:

– Первое – другая квартира. Второе – кончиласьвзрывчатая смесь. Нужно достать. И взрывателей. Химических, ударного типа.

– Квартиру ищут. К вечеру непременно будет. Взрывателиесть, сколько угодно. В прошлом месяце из Петербурга доставили целый чемодан. Свзрывчаткой хуже. Придется делать. – Она задумалась, поджав тонкие бледныегубы. – Разве что к Аронзону… Я слежу за его окнами, сигнала тревоги нет.Думаю, можно пойти на риск. Он химик, наверняка может изготовить. Толькозахочет ли. Я говорила вам, он противник террора.

– Не нужно. – Грин помял ребра. Боли больше небыло. – Я сам. Пусть только ингредиенты достанет. Сейчас напишу.

Пока писал, чувствовал на себе ее неотрывный взгляд.

– Я только сейчас поняла, как вы на него похожи…

Грин не дописал длинное слово „нитроглицерин“, поднял глаза.

Нет, она смотрела не на него – поверх.

– Вы черный, а он был светлый. И лицо совсем другое. Новыражение то же самое, и поворот головы… Я звала его Тема, а партийная кличка унего была Фокусник. Он замечательно карточные фокусы показывал… Мы выросливместе. Его отец был управляющим в нашем харьковском имении…

Про Фокусника Грину слышать приходилось. Его повесили вХарькове три года назад. Говорили, что у Фокусника была невеста, дочь графа.Как Софья Перовская. Вот оно, значит, что. Тут говорить было нечего, да Игланикаких слов, похоже, не ждала. Она сухо откашлялась и продолжать не стала.Остальную часть истории Грин без труда восстановил сам.

– Выходить отсюда мы не будем, – сказал онделовито, чтобы помочь ей справиться со слабостью. – Ждем вашего прихода.Значит, первое – квартира. Второе – химикаты.

Ближе к вечеру снова позвонили. Грин отправил Емелю соСнегирем к черному ходу, а сам пошел открывать, на всякий случай держа в рукебомбу.

На полу прихожей, перед дверью белел прямоугольник.

Конверт. Кто-то бросил в прорезь для писем.

Грин открыл дверь.

Никого.

На конверте печатными буквами: „Г-ну Грину. Срочно“.

Редкий случай. Сегодня в 10 часов руководители сыска князьПожарский и статский советник Фандорин будут одни, без охраны, в Петросовскихбанях, отдельный кабинет № 6. Куйте железо, пока горячо.

ТГ

– Эта невиданная вакханалия террора после стольких летотносительного затишья ставит под угрозу нашу с вами профессиональную репутациюи саму карьеру, однако в то же время открывает перед нами бескрайниеперспективы. Если мы сумеем одержать верх над этими беспримерно дерзкимипреступниками, нам, Эраст Петрович, обеспечено почетное место в историироссийской государственности и, что для меня еще более существенно, завидноеместо в российском государстве. Не хочу строить из себя идеалиста, коим ни вмалейшей степени не являюсь. Взгляните вон на тот преглупый монумент.

Пожарский небрежно показал тросточкой на бронзовую пару –спасителей престола от польского нашествия. Увлеченный разговором статскийсоветник только теперь заметил, что уже дошли до Красной площади, по левойстороне сплошь заросшей строительными лесами – полным ходом шло строительствоВерхних торговых рядов. Полчаса назад, когда руководители расследованиязаметили, что повторно обсуждают уже рассмотренную ранее версию (неудивительно,две ночи без сна), Пожарский предложил продолжить беседу на ходу, благо деньвыдался отменный – солнечно, безветренно и морозец именно такой, как нужно: освежающий,бодрый. Шли по беззаботной Тверской, говорили о насущном, объединенные общейбедой и острой опасностью. Сзади, шагах в десяти, держа руки в карманах,вышагивали князевы ангелы-хранители.

– Полюбуйтесь-ка на этого болвана, моего прославленногопредка, – ткнул Глеб Георгиевич в сидящего истукана. – Развалился ислушает, а торговый человек руками машет, соловьем заливается. Вам приходилосьслышать о ком-нибудь из князей Пожарских за исключением моего героическоготезки? Нет? И неудивительно. Они так и просиживали филейную часть без малоготриста лет, пока последние штаны не протерли, а Россия тем временем досталасьэтаким Мининым. Ну, неважно – Морозовым, Хлудовым, Лобастовым. Мой дед,Рюрикович, имел двух крепостных и сам землю пахал. Мой отец умер отставнымподпоручиком. А меня, захудавшего князька, взяли в гвардию исключительно из-заблагозвучности фамилии. Да только что проку от гвардии, если в кармане вошь нааркане? Ах, Эраст Петрович, вы не представляете, какой я произвел фурор, когдаподал прошение о переводе на службу из кавалергардов в Департамент полиции.Однополчане стали нос воротить, начальство хотело меня вовсе из гвардииотчислить, да побоялись императора прогневить. И что же? Сейчас мои бывшиесослуживцы в капитанах, только один, который в армию вышел, подполковник, а яуже полковник. И не просто полковник, флигель-адъютант. Тут, Эраст Петрович,дело не в вензеле и не в авантажности, я этому большого значения не придаю.Главное – завтрак наедине с его величеством во время ежемесячного дежурства водворце. Сие дорогого стоит. И еще важна беспримерность. Доселе не бывало, чтобыофицера, хоть и состоящего по гвардии, но служащего в полицейском ведомстве,удостаивали подобной чести. Флигель-адъютантов у государя чуть ли не сотня, аиз министерства внутренних дел я один, вот что ценно.