Варенька не стала чиниться — полезла. Складки сари пришлосьзадрать чуть ли не выше колен, однако тем старательнее она закрывала лицо. Ейчудилось, что взгляд черных матовых глаз так и ощупывает ее черты, перебираеткаждую прядь волос. Разве не довольно, что он увидел ее обнаженной на башне? Ичто теперь еще желает разглядеть?.. И хотя именно он жестом факира вынулоткуда-то одеяние для Вареньки — словно бы соткал из воздуха, потому что откудаеще могло оно взяться на лестнице Башни Молчания?! — девушка не переставалачувствовать, что сквозь ткань незнакомец пытается разглядеть ее тело.

Вдобавок Вареньку не оставляло ощущение, что она уже виделаэтого человека прежде. Ну что же, если именно ом спас ее после укуса змеи всаду магараджи, значит, все-таки он из числа слуг владыки Такура. Среди них,очевидно, Варенька его и заметила, но не запомнила.

А он что, жаждет ее признательности, коли так уставился? Илинаслаждается тем чувством превосходства, которое нисходит на всех индусов,когда им удается в чем-то превзойти белых… а это бывает очень даже нередко?

Вконец осердясь, Варенька покосилась на своего спасителя.Ничуть не бывало! Тот смотрел не на нее, а на Василия, перебирающегося черезкрай корзины. И этот взгляд был такой же цепкий, ищущий, как бы проницающий всенасквозь. Может быть, индус читает все мысли Василия так же, как — Варенькауверена, уверена! — читает и ее мысли?.. Вот бы сказал ей о том, что кроетсятам, в таинственной глубине сердца Василия! То ли, что ощутила она, когда их сВасилием тела на мгновение сцепились, слились, вздохнули единым дыханием?..

Она опустила глаза. Если будет так смотреть, не толькопроницательный индус, но и сам Василий догадается, что кроется в ее собственномсердце. Ничего, ну совсем ничего не значат объятия, в которые он заключил Варю.Все-таки считал ее погибшей, все-таки искал без надежды на удачу. И поцеловалон ее просто как всякую соотечественницу, попавшую в беду. Окажись она дажепочтенной старушкою…

Варя гнала от себя мысль, что почтенная старушка вряд либросилась бы на шею своему спасителю с таким пылом. Испытывая к нему самыевозвышенные материнские чувства, старушка сия чмокнула бы молодого героя в лобили протянула бы ему руку для поцелуя… лишившись возможности ощутить некоепредательское затвердение внизу его чресл…

Впрочем, когда мужчине кидается на грудь обнаженная молодаяженщина, редко кто окажется в силах справиться со своей плотью. Естество — онои есть естество!

Надо забыть об этом. Это случайность, ничего не значащаяслучайность. Счастье, что Василий больше не сторонится ее, не держится холодно,будто чужой.

Словно в ответ ее мыслям, Василий улыбнулся:

— Ну что, поплывем? Бог даст, обойдется! Уж больно посудинаненадежная. Хотя… тот паттамар, на котором я путешествовал, понадежнее был, адело совсем плохо вышло. Ну, отдать швартовы!

Повинуясь то ли этой русской команде, то ли повелительномувзмаху индуса, перевозчик столкнул в воду хрупкое плавучее сооружение.Пассажиры только успели ощутить себя жалкими опавшими листками во властибурного потока, когда лодочник и его помощник, столь же широкоплечий и столь жескудно одетый, бросились в реку и поплыли, то и дело подталкивая перед собойкорзину.

Да… это было не то путешествие, когда скучающие пассажирыбросают ленивые взгляды на лениво проплывающие мимо берега!

Возможно, перевозчику так было удобнее управляться сплавучей посудиной; возможно, все дело было в причудах течения; однако чертовакоробочка непрестанно кружилась, будто юла, и хотя все помнили, как перевозчикхвалился, что однажды помогал переправе двенадцати тысяч английских пехотинцев,никому из пассажиров от этого не стало легче. То ли от безумногоголовокружения, то ли от запоздалого страха, наконец-то навалившегося на нее,Варенька не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, когда суденышко пристало.Василию пришлось нести ее, и она уронила голову на его плечо, чувствуя себябесконечно слабой — и бесконечно счастливой.

Она ощущала, как ритмично движутся его мускулы, слышала егодыхание и стук его сердца. Она боялась, что ему станет тяжело и ей придетсяидти пешком, однако он шел и шел — так легко и размеренно, словно его ноша быланевесомой, и постепенно она вздохнула свободнее и принялась мечтать о том,чтобы этот путь длился бесконечно.

Разумеется, Варенька хотела увидеть отца! Но если для этогонужно разжать кольцо обнимающих ее рук, она готова была еще и еще отдалятьвстречу с батюшкой… тем паче что он, разумеется, снова обрушится на своевольнуюдочь со всею пылкостью бушуевского нрава: пылкостью хоть и безобидной, новесьма шумной. Ну разве убедишь его, что она и вправду ничего не сделала, чтобынавлечь на себя этот шквал неприятностей… мягко говоря! — а просто была ихбезвольной жертвой.

И даже если бы она, скажем, не уехала во дворец магараджиТакура по приглашению княгини, то все равно оказалась бы там вместе с отцом — азначит, опять попала бы в сад, где росла голубая роза… ну и так далее. Что народу написано, того не миновать, всегда верила Варенька.

Только вот загадка: какие святые небесные силы моглизаписать для нее, родившейся на берегах Волги, эти необъяснимые злоключенияблиз Ганги? Откуда северные боги — те, кто пишет наши судьбы в книге Рода, —ведали о том, что произойдет с нею в южных знойных краях?

Ну а если ведали — стало быть, им известно и то, кто сковалдля нее эту цепь злосчастий. Так изощренно, необъяснимо сковал…

Магараджа? Чем больше времени проходило, тем меньшеоставалось у девушки уверенности, что нападение тхагов-душителей подстроилмагараджа. Он слишком многим рисковал: все-таки Реджинальд — видный чиновникОст-Индской компании, а магараджа изо всех сил старается поддерживать наилучшиеотношения с англичанами. Варенька терялась в догадках, но не сомневалась, чтоэтот индус, вдруг ставший неразлучным спутником Василия, знает если не все, тоочень многое.

Ведь именно он открыл Василию, что Варю следует искать наодной из Башен Молчания, и задержали их только расспросы, где именно в тот деньсвершалось погребение женщины.

Откуда он узнал? Кто его надоумил? Кто осведомил его онамерениях неведомых лиходеев?.. Если только он с самого начала не находился вих числе, затем переметнувшись на сторону жертв. Этим и другим подобнымвопросам надлежало остаться без ответа. Делать было нечего — пришлось принятьочень простое и удобное объяснение: если есть в Индии каста, посвятившая себяубийству, то почему не быть другой — посвятившей себя спасению людей? А законывсякой касты непреложны, как законы Санитара — божества, олицетворяющеговеликую силу солнца. И Нараян, по счастью, принадлежит к этой касте.