видел, что ли? Доржи, я видел твою душу? Я тоже умру, ты ждёшь меня, мы перевоплотимся вместе, вместе найдём хорошее место и перевоплотимся!

– Доржи, брат, я виноват перед тобой, вся Счастливая деревня тоже виновата перед тобой, ты дал мне тебя увидеть, ты хочешь сказать, что не держишь на меня зла?

– Доржи, о, добрый мой брат! Дождись меня!..

Простонав эту фразу, он снова впал в беспамятство.

В это время небо там, на востоке, снова озарилось красным сиянием, красные языки пламени потянулись к самому небу. Обращённые туда лица людей были освещены далёким огненным заревом, а внизу, на земле, по-прежнему всё было лишено сияния и блеска, словно уже сгорело, и только пепельный свет луны остался в этом мире.

6

На другой день Гэсан Вандуй очнулся уже в коммуне на больничной койке.

Он открыл глаза, в голове было совершенно пусто.

Видно было только подвешенную у изголовья стеклянную бутылочку с лекарством, которое по трубочке капля за каплей втекало в его собственное тело. Такое было ещё труднее понять, чем шаманскую магию. Капавшее в него лекарство было прозрачное и холодное, от этого холода, подумалось ему, он, наверное, и проснулся.

Он почувствовал, что снова ожил; попробовал сказать что-нибудь, и на этот раз выдохнул человеческий вздох, а не звериный вопль.

За ним ухаживал его племянник, которого взяли в коммуну работать лесничим вот уже два с лишним года назад. Его отец выбрал для сына имя Лоу Цзянцунь, но как только началась «великая культурная революция», очень многие ханьцы стали менять себе имена, и он тоже поменял имя на ханьский манер: Ло Вэйдун.

Ло Вэйдун склонился над ним и спросил:

– Дядя, ты проснулся?

Гэсан Вандуй улыбнулся:

– Проснулся ли я? – и потянулся тем локтем, в который не была воткнута трубка, чувствуя, что внезапно покинувшая его жизненная сила возвращается в тело.

– Я хочу сказать, ты точно совсем проснулся? – На лице племянника было некоторое сомнение.

«Бедный племянник, так беспокоится», – подумал Гэсан Вандуй и сказал:

– Добрый мой племянник, не волнуйся, со мной всё в порядке.

Выражение на лице племянника стало серьёзным и строгим:

– Говорят, ты видел Доржи, дядя?

– Я видел, но они все говорят, что не видели! Ты знаешь что-нибудь о нём?

– Дядя, руководство приказало ждать, когда ты очнёшься, они хотят у тебя кое-что спросить…

– Старина Вэй, что ли? Даже и без вопросов мог бы просто навестить меня!

Племянник стрельнул на него одним глазом, ничего не сказал, повернулся и вышел. Потом снова вошёл и, волнуясь, сказал:

– Меня включили в группу по особым делам!

– Что?

Ло Вэйдун ничего не ответил.

Гэсан Вандуй, конечно же, не знал, что старину Вэя скинули. Ло Вэйдун вышел, чтобы принести два стула, поставил их, потом вошли двое из общественной безопасности со строгими лицами.

Эти двое уселись, один раскрыл тетрадь, отвинтил колпачок ручки, сказал:

– Можно.

Второй закинул ногу на ногу:

– Как тебя зовут?

– Я – начальник большой бригады…

– Тебя спрашивают как твоё имя!

– Гэсан Вандуй… – С государственными ответственными работниками, как он, всегда были очень вежливы, но эти двое держали себя совершенно иначе, наверное, они не знают кто он. – Я начальник большой производственной…

– Мы это знаем! Отвечай то, что тебя спрашивают! Чем ты заболел?

– Сглазили…

– Чушь, это эпилепсия! Ты разве не бригадир, не член партии? Почему веришь в феодальные предрассудки?

– Я…

– Вчера что ты видел, что произошло?

– Вчера? Ну да, вчера… Похоже, где-то загорелись леса, из Счастливой деревни видно зарево, и много дыма…

– Что ещё?

– Ещё то, что меня сгла… нет-нет, я заболел той болезнью, как вы сказали…

– Эпилепсия! Ещё?

– Ещё? Ещё… И всё.

– Ещё!

– Можно сказать?..

На лицах сотрудников общественной безопасности сейчас же появилось выражение радости от добытого большого важного результата; тот, который спрашивал, наклонился всем телом, даже интонации у него стали ласковые и нежные:

– Говори же, не бойся, скажи!

Всё время молчавший Ло Вэйдун тоже обрадовался:

– Говори, дядя!

Гэсан Вандуй вытянул шею, сглотнул слюну:

– Вы опять станете меня критиковать, скажете, что я верю в феодальные предрассудки… Я не должен верить в феодальные предрассудки.

– Говори, в этот раз критиковать не будем.

– Я видел привидение, блуждающую душу…

– Чью душу?

– Шамана Доржи.

– Почему ты сказал про блуждающую душу?

– Она вмиг пропала, и потом только я, больной, видел. У больных слабеет горячая жизненная энергия, они могут видеть, а у них, молодых, здоровье крепкое, горячая энергия сильная, яркая, поэтому они не видели.

– Это точно был Доржи?

– Доржи, из нашей деревни. Скажите мне, пожалуйста, товарищи из общественной безопасности, вы его что, расстреляли?

Общественная безопасность не стала отвечать на его вопрос, вместо этого позвали сестру, которая выдернула трубку, и сказали:

– Придётся тебя побеспокоить, съездить на то место, где ты его видел. Опишешь всё как было, потом вернёшься долечиваться. Мы обещаем, что тебя вылечат.

– Но как же его болезнь? – Зачисленный в особую группу по розыску бежавших преступников племянник всё же немного беспокоился о здоровье дяди.

– Мы даже тех, кто идёт по капиталистическому пути, вылечиваем, а такую мелкую болезнь и подавно!

Гэсан Вандуй чуть не выпрыгнул из кровати:

– Пошли, я иду с вами!

Двое строгих сотрудников общественной безопасности, не удержавшись, рассмеялись.

Джип, раскачиваясь, ехал по дороге, по которой они вчера ночью пришли. Гэсан Вандуй, как только начинал думать о Доржи, сразу же приходил в сильное волнение:

– Товарищи, Доржи что, умер?

Ему не ответили.

Он снова спросил:

– Вы его что, убили?

– А ты что думаешь?

– Он виноват, занимался феодальными предрассудками, но он делал это ради коллективного блага…

Этот сотрудник общественной безопасности и так был готов рассердиться по малейшему поводу, а тут такие слова, он сразу же взвился:

– Как ты можешь говорить такие слова! Разве ты ведёшь себя как член партии? Защищаешь поджигателя! Я скажу тебе: он сбежал. Если бы его и правда убили, разве он смог бы бежать? Ему всего-то дали шесть лет, а он сбежал, ну? Разве такого не следовало бы расстрелять?

Получивший такую суровую отповедь Гэсан Вандуй нисколько не обиделся, откинулся на мягкую спинку сиденья и глубоко вздохнул:

– Да-да, убить его мало…

Он попробовал слегка схитрить, сказал остановиться совсем в другом месте, не там, где вчера видел Доржи. Но место было очень похожее на вчерашнее, тоже луг, трава, с одной стороны бежит речка, с трёх сторон высится лес из дубов и берёз.

Джип, засигналив, пересёк мелкий поток и въехал на окружённый со всех сторон