Катя никогда прежде не видела достопримечательность Патриков — Лысую Золушку.

Ее поразило то, что вот секунду назад, кажется, эта скамейка была пуста… или она просто не обратила внимания… да нет, как можно, она же мимо проходила… Но она так сосредоточенна, так погружена в свои мысли, так растерянна, что немудрено не заметить… Как можно такое чучело не заметить?

— Что приуныл, эй, красавчик? — захихикала Лысая Золушка, обращаясь к Клавдию Мамонтову. — Иди, иди ко мне. Она тебя не хочет. Иди, отсосу за три косушки, сниму напряжение. А то ты такой несчастный, а в штанах-то колом стоит. Грезишь, как вечер кончить? — Она хихикала, маня Клавдия пальцем. — Иди, иди ко мне. Она тебя не хочет. Ишь, задавака… А ты и губы раскатал, красавчик. Нет, с задавакой твоей не обломится, она тебя доооооооолго промучает. Можешь грезить сколько влезет, что всю ночь с нее не слезешь, только все это дым, мечты. А я сосу слаааадко…

Лысая Золушка протянула к Мамонтову тощие цепкие руки с накрашенными черным лаком ногтями.

И в этот миг Катя увидела Патрики такими, какими не видела никогда. Темная стена темных домов окружала пруд с четырех сторон. Почти все окна во всех этажах — темны, лишь в редких апартаментах свет. Но Патриарший пруд мерцал, флюоресцировал, словно вспомнил свое прошлое, словно невидимые подземные источники наполнили его в этот миг водами старого гнилого Козьего болота. Над водой стелилась белесая дымка.

Катя быстро зашагала прочь, у выхода из сквера, на углу Ермолаевского переулка, Клавдий Мамонтов догнал ее и преградил путь.

Они стояли под тусклым фонарем.

Одни.

Лысая Золушка пропала — может, ушла, а может, просто растворилась в тумане Козьего болота.

— Катя, подождите!

Катя старалась смотреть ему в глаза, не опускать взор вниз. Проститутка проявила чудеса дальнозоркости, узрев некий «кол» в некоем месте.

— Эта дура ошибается, — сказал Клавдий. Его лицо — снова бесстрастно, как у римской статуи. — Вы можете быть совершенно спокойны насчет меня.

— Да? Правда? — спросила Катя.

— Вы не в моем вкусе.

— Надо же.

— Вы излишне самостоятельная. Независимая. А мне нравятся покладистые простые девчонки с тугими сиськами. Меркантильные, жадные, которые любят подарки и канючат их не переставая, но зато щедро одаривают собой в койке, без всяких комплексов и заморочек.

— Спасибо, что просветили меня насчет своих вкусов, — сказала Катя и сделала попытку обойти его, но он молниеносно выбросил руку в сторону, одновременно удерживая ее и словно обнимая.

— Так что вы насчет меня не беспокойтесь.

— Разрешите мне пройти, Клавдий.

— У меня и в мыслях не было подкатиться к вам на ночь. Шлюшка права лишь в одном — если бы только… если бы вы… то я…

— Клавдий, донесите наконец до меня вашу мысль, — попросила Катя самым невинным тоном и сразу же пожалела.

Потому что он нагнулся к самому ее лицу и шепнул:

— Не одну ночь, три ночи бы не слез.

Катя сразу смутилась до крайности.

Э, братцы! В какие дебри нас занесло, а ведь нам еще работать вместе.

Клавдий Мирон Мамонт решил поиграть в неотразимого самца.

— Клавдий, вы переоцениваете наши с вами возможности, — сказала она, мягко отводя его руку. — Они ограничены служебными рамками.

Он сразу отступился.

— Да, так проще, — сказал он, глядя Кате в глаза. — Зачем все усложнять?

— У жены Виктора Кравцова алиби и есть и нет. На момент обнаружения давность его смерти, как патологоанатом сказал, — не менее четырех дней. Наши из отдела проверили — у жены Кравцова алиби на этот самый «четвертый день»: она работала полную смену, а вот на «пятый и шестой» дни у нее отгулы. Она забрала детей из школы, а что делала потом — никто не знает. Так что и мужа могла убить, и Александру Быкову, — изрек полковник Гущин, выслушав Катин обстоятельный рассказ о сведениях, полученных от парикмахерши Ираиды Гарпуновой.

Катя посетовала про себя: он всегда вот так. Ему про одно объясняешь, а он тут же, словно в пику, о другом. Вытягивание разных нитей из клубка.

Она молча нашла на своем ноутбуке файл, перекачанный из материалов дела, — вещи, изъятые в доме Александры Быковой: сумочка, буклет конкурса красоты в театре «Русская песня». Повернула ноутбук к полковнику Гущину.

— Прочтите это, Федор Матвеевич.

Они сидели в кабинете Гущина — Катя и Клавдий Мамонтов. Катя косилась в его сторону — спокоен до безобразия!

Она все никак не могла решить для себя, как же теперь ей себя с ним вести. Вроде вчера и не случилось ничего такого. Клавдий довез ее до дома на Фрунзенской набережной. Катя решила не вставать в позу — мол, я сама доеду на такси. Они всю дорогу после Патриков молчали.

Когда Катя вышла из машины, Клавдий опустил стекло. Он по-прежнему помалкивал, но вдруг расплылся в такой светлой глуповатой улыбке, что у Кати зачесалось все внутри и самой захотелось рассмеяться. Но она лишь бросила небрежно:

— До завтра. Спасибо, что подвезли.

Дома Катя вела себя тихо. Гнала прочь всякие непрошеные мысли… соблазны…

Выпила крепкого чаю, поужинала и… внезапно снова представила себе, как они стоят под фонарем и он смотрит на нее, наклоняется так близко, словно поцелуй уже неизбежен…

Катя разжала пальцы и выпустила пустую кружку из рук. Не шарахнула об стену в досаде, как порой шарахают героини нервных блокбастеров, а просто уронила, как Карлсон ронял с крыши банку с вареньем в мультфильме.

Продолжаем разговор…

Чертова кружка из толстого фаянса не разбилась, а больно ударила Катю по ноге.

Наутро в Главке, в кабинете Гущина, они встретились вновь.

Полковник Гущин на час перенес начало оперативного совещания, так как ему не терпелось узнать новости с Патриарших. Кате внимание шефа очень польстило, и она из кожи вон лезла, чтобы донести до Гущина новую информацию, новую версию.

— Буклет о конкурсе красоты лежал в боковом отделении сумки Александры Быковой, — начала рассказывать она. — Убийца в сумке рылся, об этом следы кровавые свидетельствуют. То, что рассказала нам парикмахерша, касается событий более чем двадцатилетней давности — конкурса красоты «Мисс Москва», проходившего в гостинице «Россия». Парикмахерша недвусмысленно намекнула, что Регина Кутайсова была заинтересована в устранении соперницы Жанет с отборочного тура. Она могла либо сама плеснуть в нее кислотой, либо кого-то нанять. Жанет получила тяжелые травмы и позже скончалась в больнице. Но у нее, по информации парикмахерши Гарпуновой, остался ребенок, и этот ребенок — девочка или мальчик — сейчас взрослый человек. Гарпунова подозревает, что Пелопею похитили, чтобы отомстить Регине за Жанет. Хотели либо убить, либо покалечить, но она сбежала в ту ночь от своего похитителя.