Я разомкнул «замок», взял парня за волосы и повернул еголицо к себе. Смертельная бледность разлилась от корней волос до самой шеи.Значит, Сережа Лисицын не промахнулся, давая мне наводку на этого фотодеятеля.Он назвал мне его фамилию еще вчера, и пока я летел с Лилей в Москву, ИгорекДивин, помимо всего прочего, получил сведения об этом небритом красавце, в томчисле и о его поведении во время отбывания срока за разбойное нападение. Велсебя наш герой, прямо скажем, не совсем красиво, по крайней мере, с точкизрения законов зоны. Администрация была им более чем довольна, потому что он нетолько стучал, как взбесившийся дятел, но и помогал устраивать провокациипротив неугодных «куму» зеков. В среде бывших, а также действующих уголовниковза такое поведение по головке не гладят. Сам парень был из Ростова, срок моталв Самарской области, после освобождения какое-то время пожил под Курском, потомобосновался здесь, в этом южном городке на берегу Черного моря. Слухи о егонеблаговидных выкрутасах сюда пока не дошли, но ведь этому делу и помочьнедолго, о чем я и проинформировал только что излишне независимого фотографа,который не признает чужих командиров. Конечно, шантаж – дело не особоблагородное, но мне было на это наплевать, потому что я искал тех, ктопокушался на моего ребенка. И чтобы найти их, я готов был пойти на поступки,весьма далекие и от благородства, и от этики. Наверное, в своей прошлой жизни ябыл курицей-наседкой, глупой и ограниченной, но ради защиты своих цыплятготовой броситься даже на коршуна.

У порога я обернулся и еще раз напомнил:

– Я зайду завтра в это же время. Постарайся не заболеть и неуехать срочно на похороны любимой тетушки. Твой новый командир этого не любит.

Выйдя из фотоателье, я поискал глазами телефонную будку.Будка стояла метрах в десяти от дома, где находилось ателье. Я попросил ребятподождать меня еще минутку, зашел в будку, разыграл немую сцену «Безуспешныйзвонок», оставив при этом в тайничке вторую записку, и с чистой совестью повелвсю компанию в бар на набережной пить коктейль. Первые шаги были сделаны. Теперьбудем ждать, кто и как на них отреагирует.

На следующий день в половине восьмого утра я сидел во дворедома на Первомайской и делал вид, что старательно читаю местную газету. ХозяеваЮры уже вернулись от своих родственников, так что ночевал он в комнате уИрочки, а Таня провела ночь у меня. Все они еще спали, а я караулил контрольныйсигнал, нетерпеливо поглядывая на часы.

Наконец через открытое окно первого этажа до меня донессятелефонный звонок. Трубку снял Григорий Филиппович.

– Але, – услышал я его глуховатый голос. – Нет, нетуда попали. Нет, это не почта, это частный дом.

Я облегченно перевел дыхание. Значит, первая записка,которую я оставил возле ресторанной кухни, дошла до адресата. В записке былоуказание позвонить от 7.30 до 8.00 по нашему телефону и «попасть не туда» взнак подтверждения, что записка получена и человек, которому она былаадресована, готов со мной встретиться.

Ровно в пятнадцать минут первого я был на морском вокзале, стоской глядя на причал, возле которого совсем еще недавно стоял белоснежный«Илья Глазунов» с роскошными «люксами», предназначенными для нас. И почему мыне поехали? Потому что я – дурак.

Я зашел в здание вокзала и поднялся на второй этаж, где былирасположены кассы. Из пяти кассовых окошечек открыты были два, и к каждому изних стояло человек по восемь. Я примостился в конец одной из очередей, досталсправочник по лекарственным растениям в яркой обложке и принялся делать вид,что усиленно читаю. Краем глаза я наблюдал за лестницей и вскоре увидел солидногодядьку с пузом и в очках, который, пыхтя и отдуваясь, поднимался на второйэтаж. Дядька пристроился за мной и спросил:

– Вы крайний?

– Я всю жизнь крайний, – ответил я. – Как когобить – так меня. Но в этой очереди я, слава богу, не крайний, а последний.

Толстяк шумно перевел дыхание, стараясь заглянуть на обложкумоей книги. Я понял, что надо ему помочь, поэтому закрыл книгу и положил ее набарьер, вдоль которого выстроилась очередь, а сам полез в карман за носовымплатком.

Через несколько минут мы уже беседовали с ним в тихомукромном месте, подальше от любопытных глаз и ушей.

– Я думал, сам Николай Дмитриевич приехал, – сказалтолстяк, который оказался шеф-поваром того самого ресторана, где мы вчераобедали. – Смотрю – почерк-то в записке его.

– Почерк его, – согласился я. – А помощь нужнамне. Так я могу на вас рассчитывать?

– Ну… – Он неопределенно повел пухлыми плечами. – Япосмотрю, что можно сделать.

– Иван Александрович, так меня не устраивает. Если бы я могвыбирать из десятка помощников, я еще мог бы согласиться с тем, что кто-то изних не сумеет мне помочь. Один не сумеет, зато другой сумеет. Но я в вашемгороде чужой, и выбирать мне не из кого. Вы понимаете? У меня вся надеждатолько на вас.

Конечно, я слегка лукавил, но бог простит.

– И потом, – продолжал я, – мне не нужны от васактивные действия. Мне только нужно, чтобы вы прислушивались и присматривалисьв поисках тех, кто будет мной интересоваться. И потом рассказывали мне об этом.Вот и все. А уж как это сделать – не мне вас учить, вы все не хуже меня знаете.

Иван Александрович вздохнул громко и жалобно. Рольдобровольного помощника милиции была ему в тягость, но, видно, отказать впросьбе Коле Щипанову он не мог.

Расставшись с шеф-поваром, я послонялся по центру города.Сегодня было по-прежнему холодно, но облачность постепенно рассасывалась, небобыло уже не таким серым, и даже изредка проглядывало робкое солнце. Похоже, ещедень-два – и погода снова наладится.

Я брел по зеленой, обсаженной кипарисами аллее и пыталсясвязать воедино трех кинозвезд и одного кинорежиссера. Что между ними общего?Кому они могли все дружно помешать? Кассета Вернигоры, затесавшаяся в этоткинематографический клубок, вносила сумятицу в мои размышления. Она не моглаиметь к этим четырем убийствам никакого отношения. Потому что если бы все делобыло в кассете, то погибли бы только Оля Доренко и Люся Довжук. А Олег Юшкевичи Витя Бабаян были бы живы. Значит, дело не в кассете… При мысли о Юшкевиче иБабаяне какое-то неясное воспоминание пронеслось в моей голове, но я не успелего схватить.

К четырем часам я подошел к фотоателье и первым деломпроверил телефонную будку. Сунув жетон в прорезь и сняв трубку, я набрал Риткинномер в гостинице, а сам стал внимательно изучать нацарапанные на стене кабины словаи цифры. В тот момент, когда она ответила, я увидел то, что искал – московскийномер телефона Коли Щипанова. Вчера этого номера здесь не было. Значит, ивторой адресат получил мое послание.

– Это я, привет, – произнес я в трубку.

Похоже, Маргарита спала, и я своим звонком ее разбудил,потому что она не заметила, что гудки были не междугородние.