Джорджиану охватило уныние. Потому что Эдмунд дает ей все, о чем она просила в самом начале.

Боже, какой же глупой она была в тот день у ручья!

— Более того, я надеюсь сделать тебя счастливой. Я приобрету для тебя лошадей. Вообще-то, уже начал переговоры по выкупу Уайтсокса.

— Большое спасибо, — прошептала она сквозь стоящий в горле ком. Прежде новость о воссоединении с Уайтсоксом наполнила бы ее безграничной радостью. Прежде, но не теперь.

— Пустяки. — Эдмунд откашлялся. — Более того, я никогда не стану заставлять тебя следовать за мной в Лондон, если ты сама не пожелаешь. В отличие от большинства женщин ты не выказываешь склонности к социальной мишурности, и я почти уверен, что и посещать лекции и научные заседания со мной ты тоже не захочешь. А какая жена бы захотела? — добавил он с глухим смешком. — И в Фонтеней-Корт ты будешь жить не потому, что не в силах переносить сплетни обо мне, а потому, что предпочитаешь деревню. Я стану приезжать в Бартлшэм, а ты в Лондон не ради яростных ссор, а потому, что хотим провести время вместе.

Улыбнувшись, Эдмунд выжидательно посмотрел на Джорджиану:

— Что скажешь?

Она ненадолго задумалась — и пришла лишь к одному выводу.

— Значит, ты решил продолжать иметь любовниц. И… совсем меня не хочешь!

— Не хочу тебя? Да ты с ума сошла! — Он рассмеялся про себя. — Я, разумеется, нахожу тебя очень привлекательной, но знаю, что ты думаешь о физической близости, а ты слишком дорога мне, чтобы тебя расстраивать…

Для Джорджианы это стало последней каплей.

— Чушь какая! — воскликнула она.

— Что?

— Чушь, — повторила она. — Если бы я хоть чуточку тебе нравилась, ты бы захотел… — Она неопределенно махнула рукой в сторону кровати, не будучи до конца уверенной, как правильно назвать то, что делают мужчина и женщина.

— Именно потому, что ты мне нравишься, я и не…

— Не говори мне этого! — воскликнула она со слезами на глазах. — Все твои любовницы были миниатюрными, изящными блондиночками. Полная противоположность мне — во всем.

— Разве это ни о чем не свидетельствует?

— О да, — всхлипнула она. — О том, что я не в твоем вкусе.

— Дело совсем не в этом, — раздраженно проговорил Эдмунд. — Просто… — Он отступил на шаг от Джорджианы и отвернулся. Потом снова повернулся к ней с довольно глупым выражением на лице. — Когда я только начал… э-э-э… проводить время подобным образом, — он указал глазами на кровать, — я намеренно избегал женщин, могущих хоть чем-то напомнить мне тебя.

— Из каких же соображений? — саркастично осведомилась она.

— Потому что нет ничего более жалкого, — выпалил он, — чем мужчина, выбирающий любовниц, похожих на ту единственную женщину, которую он не может получить.

— Ох! — Джорджиана едва не задохнулась.

Мир пошатнулся. По крайней мере, так ей показалось. Признание, что выбор женщин для амурных дел вовсе не означает любовь к маленьким белокурым красавицам, было таким характерным для Эдмунда! На самом деле он не хотел, чтобы стало известно об его истинных вкусах. Впервые за долгое время в душе Джорджианы зародилась надежда.

— Ты имеешь в виду…

— Да. Прости меня, Джорджи, но даже в тот день, когда ты принесла мне бабочек, мои чувства к тебе не были совсем уж братскими. — Он сглотнул и опустил голову. — Моя мать заметила это прежде, чем я признался самому себе, что мое отношение к тебе претерпело изменения.

— Ох! — снова повторила она. — Имеешь в виду, что ты меня все же хочешь?

— Я всегда тебя хотел. Даже тогда, когда, как мне казалось, я тебя ненавидел, я сходил с ума от мысли, какая ты красивая. Однако можешь не беспокоиться, я способен себя контролировать…

— Но, возможно, я не хочу, чтобы ты это делал.

— Что? Нет! — Он покачал головой. — Не говори так…

— Я знаю, что не должна. Ты четко дал понять, что, если я пожелаю, остаток жизни мы проживем как брат и сестра. Но, Эдмунд, я этого не желаю.

— В самом деле?

На его лице отразилось выражение, весьма напоминающее паническое. Но на этот раз Джорджиана не позволит себя остановить, так как понимает, что будет несчастной в браке, о котором изначально просила и который Эдмунд вознамерился ей дать. Если она не выскажется сейчас, прежде чем все окончательно будет решено, сколь долгий путь ей придется пройти, чтобы заставить Эдмунда изменить направление?

— Да. Потому что я больше не гусеница.

— Гусеница?

— Ну, то есть не ребенок, — пояснила она, едва сдерживая желание топнуть ногой от досады на собственное неумение точно излагать мысли. — Когда я делала тебе предложение, то рассуждала… не как взрослая женщина. А потом я поняла, что мне нужно гораздо больше, чем просто крыша над головой и кто-то для компании. Мне нужно… мне нужно… — Она замолчала, не находя подходящих слов, но тут ее посетило вдохновение. — Мне нужна любовь, Эдмунд. Не та, какую испытывают друг к другу мальчик и девочка, но настоящая, взрослая любовь.

Эдмунд вздрогнул и покачал головой:

— Как раз ее я дать тебе не могу.

— Ты… не можешь любить меня? — Пол под ее ногами заходил ходуном. — Но… из того, что ты говорил, я заключила… — Джорджиана опустилась на стоящий перед туалетным столиком стул.

— Джорджи, мне очень жаль. — Он опустился на колени и взял ее за руки. — Просто я на такое не способен. Я… я думал, что ты предала меня, и… закалил свой характер. Поклялся, что больше никому не дам над собой такой власти, чтобы мне могли причинить боль. Я… больше не способен на подобные чувства.

— Разве не из ревности ты ударил мистера Истмана?

Он нахмурился, будто от смущения.

— А зачем ты посещал балы и тан-танцевал со мной? — всхлипнула она, и одна-единственная слезинка выкатилась из ее глаза и поползла по щеке. — И отваживал других мужчин? И затащил меня в буфет? И тайком пробрался ко мне в спальню?

— Не плачь, Джорджи! — воскликнул Эдмунд, ошеломленный при виде второй слезинки, последовавшей за первой. — Мне невыносима мысль, что я заставляю тебя плакать. Да еще и в нашу первую брачную ночь.

— В том нет твоей вины. Если ты не можешь л-любить меня, то так тому и быть. Не такая уж я и п-приятная, — икнула она.

— Конечно, приятная. Вообще-то, — в глазах его появился дикий блеск, — Хэйвлок и Чепстоу заявили, что я тебя люблю. Сказали, что я веду себя как влюбленный мужчина, но я…

Внезапно он вскочил на ноги и принялся мерить комнату шагами.

— Думаешь, возможно, что они… правы?

Джорджиана затаила дыхание.

— Мне была невыносима мысль о том, чтобы к тебе прикасался другой мужчина, — пробормотал он, отходя от нее. — И сделал тебя несчастной, — добавил он, возвращаясь обратно. — Или счастливой. — Он запустил пальцы в волосы. — Увидев Армитаджа у твоего дома и уверовав, что он вполне способен уговорить тебя принять его предложение, я утвердился в мысли посвататься к тебе самому. А решив, что ты, быть может, умираешь, заявился прямиком к тебе в спальню, Джорджи, потому что запаниковал. — Он крутанулся вокруг своей оси и снова уставился на Джорджиану.