– А вот еще: мне говорили, что у вас в имении гостилнекий Махарадзе из Батума, так вот он как будто может что-то знать…

Княгиню будто подменили. Она окончательно проснулась,вытаращила на Бориса круглые, выпуклые, как у попугая, глаза и поджала губы.Лицо ее стало так подозрительно-недовольно, будто она по нечаянности проглотилалягушку и еще не разобралась в своих чувствах по этому поводу.

– Какой еще Махарадзе? Не знаю такого! – И тут жеона позвонила в колокольчик и протрубила мгновенно возникшей девушке: – Покажигостю его комнату! Ту, красную, в дальнем крыле!

К этому времени уже изрядно стемнело. Хотя в доме былоэлектричество, длинные извилистые коридоры не освещались, и девушка вела по нимБориса со свечой в руке. Неровное пламя свечи вызывало к жизни странные живыетени, создавало ощущение тайны и неясного страха.

Девушка вдруг обернулась к Борису, прикрывая свечу рукой. Еенекрасивое блеклое лицо от слабого колеблющегося освещения стало совсемуродливым и каким-то зловещим.

– Зря вы, барин, здесь ночевать остались, – елеслышно проговорила девушка, – нехороший здесь дом. Особенно в том крыле,где вас поселили, – там и вовсе не хорошо…

– Что ты, милая, выдумываешь! – усмехнулся Борис,стараясь напускной веселостью развеять мрачное настроение дома. – Что жездесь такого нехорошего?

Горничная расслышала легкую насмешку в его голосе и обиженнопроизнесла:

– Вот вы, барин, насмехаетесь, а как Егор Егорыч-тостарого барина увидел, так еле его в чувства привели! Сперва водой брызгали, апотом уж, как очувствовался, чаю чуть не целый самовар выпил, тогда толькоуспокоился!

– Кто это – Егор Егорыч?

Девушка посмотрела на него как на дикого: как можно не знатьтаких общеизвестных вещей!

– Егор Егорыч – дворецкий! Вы же его видели.

Борис представил себе внушительного важного дворецкого,лежащего на полу без чувств, и восхитился.

– Кого, говоришь, он увидел?

– Да старого барина же! Идет по коридору, как напортрете!

– А что же барина самого в живых нет?

Девушка снова поразилась неосведомленности Бориса:

– Да что вы! Его уж лет пятнадцать как похоронили.Здесь же, в имении, возле часовни, – знаете, часовня на краю парка, наутесе? Возле этой часовни похоронили и памятник поставили… Около часовни этойночью никто не пройдет, ни за какие коврижки!

– А что, там тоже нехорошо? – догадался Борис.

Девушка подозрительно на него покосилась – опять, что ли,насмехается, – но, не заметив усмешки, ответила:

– Еще как нехорошо! Там иногда и старого барина видят,и женщину белую… Там совсем плохое место! Егор Егорыч говорил, что оттудабарышня молодая бросилась, от любви… прямо из окна – и в море! Часовня же наутесе стоит, прямо над морем…

Борису надоели местные ужасы, и он решил направитьсловоохотливость прислуги в более интересное русло:

– А ты не видела ли, красавица, с месяц назад, когдабарыня из Батума вернулась, с ней вместе гость приехал на коляске – с усиками,в черкеске…

Девушка оглянулась, будто проверила, не подслушивает ли еекто, и почти шепотом ответила:

– Барыня не велит никому про ее гостей рассказывать,сердится очень! А только я вам точно скажу, что гость этот был нехорош!

– Что ж он, призрак, что ли, был?

– Да полно вам, барин, насмехаться-то! Какой же онпризрак? Разве призраки-то на колясках ездят да арбузы едят?

– Так чем же он был нехорош? – настойчиворасспрашивал Борис, потому что только сейчас разговор становился интересным.

– А тем и нехорош, что к часовне ходил…

– К той, где белая женщина? – Борис почувствовалразочарование – скорее всего девчонка врет, чтобы поболтать с ним подольше.

– К той самой! – с торжествующим видом произнеслагорничная, думая, что теперь уж скептику-барину крыть нечем.

– Так, может, у него с этой белой женщиной свиданиебыло уговорено?

– Да полно вам! – Девушка с досадой махнула рукой,чуть не погасив свечу. – Экий вы насмешник!

– Когда же он к часовне ходил?

– Да вот как приехал, так вечерком и пошел. Я в окошковыглянула – смотрю, идет по парку, и прямо к часовне – видно, дорогу знает…

– И долго он у вас гостил?

– Нисколько и не побыл. Утром к мечети пошел, а ужоттуда не вернулся. А барыня не велели никому про гостей рассказывать… ой,батюшки, а я-то разболталась!

– Ты не бойся, красавица! – успокоил девушкуБорис. – Барыня не узнает. А только ты мне еще скажи. Что за мечеть такая?

– Что за мечеть? Известно какая – татарская. Татары вней Аллаху своему молятся…

– Это я знаю. Где же мечеть та, куда гость ваш ушел?

– Недалеко. От ворот версту пройти – там мечеть ибудет. А вот и комната ваша. – Девушка отворила скрипучую дверь и провелаБориса в комнату, вид которой при слабом таинственном отблеске свечи могдействительно вызвать мысли о привидениях и вампирах.

Узкое окно, разделенное на мелкие клетки свинцовымпереплетом сложного и фантастического рисунка, неохотно пропускало лунный свети отбрасывало на стены и пол причудливые блики. Частично окно это было завешанотемными тяжелыми шторами, и такие же темные драпировки украшали частью стеныкомнаты и необычно широкую кровать с деревянной резной спинкой.

Горничная поспешно дернула широкую шелковую ленту возледвери, и комнату залил электрический свет. Все готические страхи моментальнорассеялись. Действительно, комната была красной – темно-красные портьеры, такиеже шторы на окнах, бордовые штофные обои стен. Вид у комнаты был достаточнонежилой, но это Бориса не огорчило. Постель была свежей, и он изрядно устал,так что, едва девушка закрыла за собой дверь, лег и заснул как убитый.

Борису снилась ранняя весна. Он подъезжал на крестьянскойтелеге к старинному имению своей тетки. Неужели Вари нет уже здесь?

– Вот, барин, вот они – Горенки! – повернулся кнему заросший до самых глаз возница, – дальше уж ты сам иди, мненесподручно.

Борис спрыгнул с телеги, крестьянин хлестнул свою клячувожжами и поехал своим путем.

Борис вспоминал эти места. В детстве они жили здесь ссестрой два или три лета. Вот огромный дуб, посаженный после Полтавскогосражения… возле него нужно свернуть направо, и скоро будет виден господскийдом.

И дом показался. От него еще кое-что осталось – стены былицелы, и крыша тоже. Окна выбиты все до одного, да и рамы выломаны. Двериразрублены на куски – видно, для крестьянских хат они слишком велики, а надрова неудобны.