— Опять об этом! — с досадой воскликнулДуглас. — А тебе не приходило в голову, что ты сама вынудила меняприбегнуть к столь решительным мерам?

— Что ж, если ты действительно так считаешь, мне оченьжаль, — ответила Глэдис, сверкая глазами. Она смертельно устала от всегоэтого, к тому же тот сам факт, что Дуг рассматривал сексуальную близость каксредство воздействия, казался Глэдис омерзительным.

— Не забудь внести в наш договор еще один пункт, —добавила Глэдис, не в силах, да и не желая больше сдерживаться. —Что-нибудь насчет того, что в дополнение к своим обязанностям по домупоименованная Глэдис Тейлор должна заниматься с тобой сексом, когда тебезахочется. Вне зависимости от того, есть у нее для этого настроение или нет!

— О'кей, Глэдис, я понял, — холодно сказал Дуг и…погасил свет, оставив ее исходить гневом в полной темноте. Через пять минут онуже храпел, словно ее слова не затронули в его душе ни единой струнки. Глэдиснесколько часов пролежала без сна, ненавидя мужа и одновременно стыдясь этогочувства. Единственное, о чем она не жалела, это о том, что высказала Дугу все.Быть может, она сделала ему больно, но он, по крайней мере, этого заслуживал. Вотличие от нее…

В конце концов Глэдис закрыла глаза и попыталась думать оПоле, но, когда она заснула, ей приснилась Седина. Она кружила над ее головой вдопотопном аэроплане и что-то кричала, но, как Глэдис ни старалась, она нерасслышала ни слова.

Всю неделю газеты писали почти исключительно о катастрофе.Глэдис внимательно прочитывала каждую статью в надежде узнать что-нибудь новое.Но нового почти не было. В террористическом акте подозревались несколькоарабских экстремистских группировок, но ни одна из них не взяла на себяответственности за происшедшее. Но ведь для родственников погибших пассажировэто не имело никакого значения.

О Поле в газетах не упоминалось. Когда у человека такоегоре, ему не до интервью.

Наконец в четверг в одной из газет появилось коротенькоеобъявление, которое привлекло ее внимание. В нем подтверждалось, что заочнаяпоминальная служба по Селине Смит состоится в пятницу в нью-йоркской церквиСвятого Игнатия.

Глэдис долго сидела, сжимая в руках газету. Она никак немогла ни на что решиться. Только после ужина, когда они с Дугом поднялись в спальню,она решилась заговорить с ним о том, что ее волновало.

— Я хотела бы съездить завтра на похороны СелиныСмит, — сказала она, доставая из стенного шкафа вешалку с черным костюмом,который Дуг подарил ей на прошлое Рождество.

— Что это тебе взбрело в голову? — удивилсяДуглас. — Ведь ты ее едва знала!

Это действительно было так, но для Глэдис Селина служиласвязующим звеном между ней и Полом. Но ничего объяснять она не стала.

— Мне просто подумалось, что раз я ее снимала, я тожеобязана отдать ей последний долг. — «К тому же Пол был очень добр кСэму», — мысленно добавила она. С тех пор как она отправила фотографию,Глэдис не пыталась связаться с Полом, но это ей было и не нужно. Она и такчувствовала его боль как свою.

— Это ничего не значит, — раздраженно ответилДуг. — Если каждый фотограф будет ходить на похороны ко всем, кого онснимал хотя бы раз в жизни… И потом, на похороны знаменитостей всегда сбегаютсятолпы зевак. Ты что, хочешь им уподобиться?

— Ты прав, я снимала Седину только один раз в жизни, ноона мне понравилась.

— Ну и что с того? Мне, например, нравятся многие люди,о которых я читаю в газетах, но я никогда бы не пошел к ним на похороны.

В общем, я думаю, тебе лучше отказаться от этой затеи.

Глэдис покачала головой.

— Посмотрим… — сказала она неопределенно. Продолжатьразговор — да еще в таком тоне — ей не хотелось.

На следующий день погода была просто отвратительной. Дождьначался еще ночью, и утро было унылым и серым. Дул холодный резкий ветер. Кроныдеревьев мотались за окном как сумасшедшие.

Уходя на работу. Дуг не сказал Глэдис ни слова. Кодиннадцати часам она закончила все дела и обнаружила, что вторая половина дняу нее практически свободна. Что ж, она поедет на похороны Селины, что бы ниговорил Дуг.

На сборы потребовалось всего несколько минут. Надев черныйкостюм и черные чулки, Глэдис собрала волосы в тугой пучок на затылке, чутьподкрасила губы и подвела глаза. Брошенный в зеркало быстрый взгляд убедилГлэдис, что выглядит она вполне прилично. В этом костюме она была очень похожана Грейс Келли, о чем ей часто говорили, но сейчас Глэдис было некогда думать отаких пустяках. Все ее мысли были о Поле — о том, как ему, должно быть, тяжелосейчас.

Она чуть не опоздала. До начала службы оставалось всего пятьминут, и церковь была полным-полно. Как потом узнала Глэдис, здесь собралсявесь литературный бомонд, но ни одно лицо не показалось ей знакомым.

Заупокойная месса началась сонатой Баха. Потом говориллитературный агент Седины, за ним издатель, голливудский продюсер. Наконец на возвышениеперед алтарем поднялся Пол Уорд. Он говорил о Седине такими словами, что дажемужчины, не стесняясь, тянулись за носовыми платками. Пол почти не коснулся ееталанта и ее успехов на поприще литературы — он говорил не оСелине-писательнице, а о Селине-женщине, и, когда он сказал ей свое последнее«прости», в церкви не было ни одного человека, чьи глаза остались бы сухими.Полу каким-то чудом удалось договорить до конца, и только когда он сел, Глэдисувидела, как плечи его затряслись от рыданий.

Когда служба закончилась. Пол первым вышел из церкви. Вместес ним сел в лимузин какой-то серьезный молодой мужчина, до чрезвычайности нанего похожий. Глэдис догадалась, что это его сын Шон. Ей очень хотелось сказатьПолу хотя бы несколько слов утешения, но она не решилась, а через минутулимузин уже отъехал, и Глэдис отправилась искать такси.

С вокзала она позвонила Дугу в офис и сказала, что была напохоронах Селины Смит. Время близилось к шести, и она думала, что Дуг,возможно, предложит ей немного подождать, чтобы ехать домой вместе, но онзаявил, что задержится и что они могут ужинать без него.

— Я перекушу по дороге, — холодно сказал он.Глэдис подумала, что Дуг наверняка сердится на нее за то, что она поступилапо-своему. И сколько же это может продолжаться?

— Ну что, много знаменитостей видела? — едкоспросил он, и Глэдис вздохнула.

— Я ездила не за этим.

— А я подумал, что тебе захотелось поглазеть назнаменитых писателей и режиссеров, — сказал Дуглас, и Глэдис с трудомсдержалась, чтобы не ответить резкостью.

— Я поехала на похороны, чтобы отдать дань уваженияженщине, которой восхищалась, — сказала она. — А теперь — досвидания, иначе я опоздаю на поезд. Увидимся дома.

И, не слушая, что он еще скажет, Глэдис положила трубку.