В келье было два человека, но Дмитрий Алексеевич виделтолько одного из них, второй стоял под самым отверстием, через которое смотрелСтарыгин, в мертвой зоне.

Тот, кого Дмитрий Алексеевич мог видеть, был высоким,немного сутулым мужчиной в черном монашеском плаще с капюшоном. Капюшон почтиполностью закрывал его лицо, но и то, что можно было разглядеть, казалосьпросто сгустком темноты. Да и вся фигура этого человека, его осанка и манераповедения показались Старыгину какими-то неопределенными, ускользающими. Какбудто человек в черном плаще каждую секунду становился другим, менял свойоблик. Когда же он заговорил, голос его тоже показался Старыгину неуловимым —то тихий и вкрадчивый, то хриплый и дребезжащий, то высокий и звенящий, какструна.

— ..Недоволен? — проговорил этот таинственныйчеловек, явно продолжая разговор. — Конечно, я недоволен! Как можно былоупустить его? Непростительное легкомыслие! Последствия могли быть самымиужасными! Все должно быть под контролем! Каждая минута! Каждый шаг! Каждоедвижение! Еще немного — и ситуация могла стать неуправляемой! Он получил быключевую информацию, и что тогда нам оставалось бы делать?

— Но все было сделано своевременно… — тихо проговорилвторой человек, тот, кого Старыгин не мог видеть. — Он не успел получитьинформацию!

— Риск был велик. Еще секунда — и пришлось бы устранитьне только «стрелка», но и его! А он нам пока нужен, он ведет нас в необходимомнаправлении! Так случилось, что он многое узнал, и эти люди доверяют толькоему! И ищут с ним встречи, несмотря на риск быть убитыми! Если исчезнет он —исчезнут и они! И мы никогда их не найдем! А если мы не найдем и не устраним ихвсех, то.., ну, об этом не стоит говорить вслух, вы все сами прекрасно знаете…

— Я понимаю, — едва слышно, почти шепотом, ответилвторой человек. — Я постараюсь, чтобы это не повторилось…

Старыгин вслушивался в эти негромкие слова, и пытался понять— знаком ли ему этот голос? Но невидимый человек говорил так тихо, что с трудомудавалось различить только смысл его слов, сам же голос был неузнаваем — он сравным успехом мог быть молодым и старым, мужским и женским.., если бы привиденияи бесплотные духи могли говорить, то они говорили бы такими голосами.

— Вот именно! — выкрикнул человек вчерном. —Это ни в коем случае не должно повториться! Иначе.., надеюсь, яне должен объяснять, что будет в противном случае?

— Нет… — едва слышно прошелестел призрачныйголос. — Не нужно ничего объяснять…

Старыгин придвинулся ближе к отверстию, чтобы попытатьсяразглядеть этого второго человека, при этом он задел непрочно закрепленныйкамень, и тот с негромким стуком сорвался со стены и покатился по дну лаза.

— Что это? — настороженно проговорил ЧерныйЧеловек и вскинул голову.

Его глаза, вспыхнув в темноте под капюшоном, уставилисьпрямо в отверстие, за которым затаился Старыгин, и тому показалось, что ихвзгляды встретились. Дмитрий Алексеевич резко отстранился, отполз в темноту.

Сердце его колотилось где-то в горле.

Встретившись взглядом с Черным Человеком, он пережилмгновение одуряющего ужаса. Казалось, еще немного — и он утратит собственнуюволю, собственное "Я", сделается послушной марионеткой в руках этогочеловека…

— Крысы, наверное, — прошелестел призрачный голосвторого, невидимого человека. — Здесь их полно!

— Крысы? — повторил человек в черном. —Возможно, это крысы.., но лучше бы найти более безопасное место.., такое, гденет ни крыс, ни других нежелательных свидетелей…

Мейстер Рембрандт постучал в дверь тяжелым бронзовыммолотком и огляделся. Здесь, в еврейском квартале, он до сих пор бывал нечасто,и окружающие его мрачные, приземистые дома показались художнику живописными иполными загадок.

Туман от ближнего канала наползал на узкую улицу, скрадываяочертания домов и немногочисленных прохожих, и от этого все вокруг казалось ещеболее мрачным и зловещим.

Но и сам Рембрандт, должно быть, казался здешним обитателямредким и необычным зрелищем. Чудилось, что все дома, все жалкие лавчонкиквартала подглядывают за необычным гостем, внимательно прислушиваются к нему.Впервые он понял подлинный смысл выражения «здесь и стены имеют уши». Впрочем,эти мрачные, закопченные стены имели не только уши, но и глаза.

На противоположной стороне узкой улочки приподняласьзанавеска в окне второго этажа, и кто-то с любопытством выглянул вобразовавшуюся щелку.

Мейстер Рембрандт почувствовал себя неуютно под этимиизучающими взглядами и еще раз громко постучал в дверь.

За дверью послышались шаркающие шаги, женский голоспроговорил что-то на незнакомом языке, и дверь наконец с ревматическим скрипомотворилась.

На пороге стояла старая служанка Авраама.

Склонив голову к плечу, она разглядела гостя, отступила всторону и проговорила:

— Заходите, любезный минхейр, заходите, хозяин дома!

Она снова что-то крикнула в глубину дома на незнакомомРембрандту языке, ей ответил хриплый недовольный голос хозяина.

Рембрандт пересек полутемную прихожую, поднялся на несколькоступеней, едва не сломав ноги, и вошел в небольшую, тесно заставленную старой,тяжеловесной мебелью комнату.

Его всегда удивляло, как бедно и неудобно живет Авраам —ведь торговец был богат, даже очень богат.

— Здравствуйте, любезный минхейр ван Рейн! —проговорил хозяин, поднимаясь навстречу гостю. — Чем могу вам служить?Может быть, бокал вина, чтобы сделать разговор более приятным? Впрочем, вы,должно быть, поститесь, поскольку соблюдаете траур по поводу безвременной кончинывашей досточтимой супруги…

— Спасибо, не нужно вина! — отказался Рембрандт,вспомнив неопрятную служанку.

— Как вам будет угодно! Тогда поведайте мне, чтопривело вас в мое скромное жилище? Может быть, вы хотите посмотреть новыепоступления в моей лавке? Есть одна очень красивая греческая статуя, привезлитолько на прошлой неделе. Для вас она будет стоить совсем недорого…

— Нет, минхейр Авраам, — Рембрандт с сожалениемразвел руками. — Я и так много вам должен.., очень много…

— Какие счеты между друзьями! — Авраам усмехнулсяи заглянул в потертую книжицу. —Не так уж много.., тысячу двестигульденов.., ну и проценты, конечно.., думаю, теперь, после смерти вашейдосточтимой супруги вы сможете рассчитаться.., впрочем, я вас вовсе нетороплю.., вы же пришли ко мне с каким-то делом?

— Да, минхейр Авраам, — кивнул Рембрандт. — Сделом, и делом довольно странным.

Он опустился в свободное кресло, печально заскрипевшее подего тяжестью, вздохнул и начал:

— Вы знаете, должно быть, что я сейчас выполняю заказгильдии стрелков.