– Как тебя зовут, отец?

– Зычком, – ответил мятельник.

– А по батюшке?

Слуга удивлённо помедлил, потом разгладил бороду:

– Живляковичем…

– Нет ли у тебя, Зычко Живлякович, мягкого кожаногочехла? – спросил Волкодав. – Такого, чтобы кольчугу покрыть.

Кивнув, мятельник сдвинул в сторону поблёскивавшее цветнымшёлком узорочье, безошибочно раскрыл один из сундуков, и скоро Волкодав ужепримеривал тонкий, хорошо выделанный буроватый чехол. Он спускался до серединыбёдер, а на руках доходил почти до локтей. Глаз у старого слуги был намётанный.Волкодав подвигал плечами, наклонился, присел и понял, что чехол точно ляжетповерх кольчуги и не станет мешать. За чехлом последовали штаны вроде тех, чтоуже носил Волкодав, только поновей, и лёгкие сапоги с завязками повышещиколотки. И, наконец, простая, безо всякой вышивки, рубашка из толстогополотна.

– А ты, добрый молодец, прямо на ратьсобираешься, – заметил Зычко.

Волкодав хотел по обыкновению проворчать «Может, исобираюсь», но передумал и ответил:

– В таком деле не знаешь, когда ратиться выпадет.Спасибо тебе пока, Живлякович.

Потом он разыскал боярина Крута. Волкодав обнаружил староговоина на заднем дворе. Раздосадованный выходкой молодой государыни, Правыйотводил душу, рявкая на безусых отроков, орудовавших дубовыми потешными мечами.Этот-то рык, слышимый на всю крепость, и подсказал Волкодаву, где его искать.

Посмотрев на боярина, он поначалу усомнился, стоило ли с нимвообще заговаривать. И подумал, что имя Правого – Крут – очень смахивало наладно севшее прозвище. А может, и было-таки прозвищем, потому что истинныеимена у сольвеннов тоже знала только родня да ещё ближники-побратимы.Полуголые, лоснящиеся от пота отроки уворачивались, прыгали и рубилиувесистыми, гривен на двадцать пять, деревяшками во все стороны, низом и надголовой. Боярин ходил среди гибких юнцов медведь медведем и раздавалнескладёхам отеческие затрещины. Он поспевал это делать без большого труда:годы его, седовласого, ещё не скоро догонят. Он заметил наблюдавшего за нимВолкодава и не подал виду, только побагровел ещё больше, но венн не уходил, инаконец Правый сам позвал его:

– Эй, ты там! Поди-ка сюда!

Волкодав осторожно опустил наземь пухлый свёрток с плащом иодеждой и подошёл.

– Почему я должен тебе доверять?.. – сверля егопристальным взглядом маленьких серых глаз, осведомился боярин. В его голосеВолкодаву послышалась неподдельная горечь. Он немного помолчал, обдумываяответ, и спокойно проговорил:

– Потому, что госпожа мне доверяет.

– Тебе она госпожа! – прорычал Правый. – Амне – дочь родная! Почём мне знать, что ты, висельник, её не обидишь?

Волкодав поневоле припомнил норовистых, тяжёлых на рукумолодцов, которые обхаживают друг друга, толкаясь крутыми плечами и обдумывая,стоит ли драться уже как следует. Драться определённо не стоило. Значит, кто-тодолжен был уступить.

– Скажи лучше, воевода, грозил ли кто Глуздовне? –негромко спросил Волкодав. – Были какие-нибудь письма подмётные? Илиразговор недобрый кто слышал?

– Не было ничего, – чуть-чуть остывая, буркнулКрут. – И на что ты ей, обормот?

– Нужен, не нужен, то не нашего с тобой умадело, – сказал Волкодав. – Велела, надо служить. Есть ли ещётелохранители у госпожи?

– Нету! – по-прежнему нелюбезно, но уже без былойлютой враждебности ответил боярин. – Допрежь не было, и ты недолгопробудешь.

– Как госпожа велит, так и станется, – сказалВолкодав. – Спасибо за науку, воевода.

В тот день Волкодав пробыл в кроме недолго, но наслушатьсяуспел всякого. Кто-то из витязей интересовался, не был ли он намерен всё времяторчать возле кнесинки и провожать её до двери задка. Другие предполагали, чтовенн собирался воевать с блохами, буде таковые начнут грозить кнесинке изпуховых перин. Третьи ядовито пророчили, что блохи если и заведутся, то разве ссамого венна и перепрыгнут: с кем поведёшься, от того, мол, и наберёшься.Волкодав выносил злоязычие молча и так, словно к нему оно вовсе не относилось.Он всегда так поступал, когда был на службе. Только то имело значение, чтомогло повредить госпоже. Что же касалось его самого – грязь не сало, высохло иотстало…

Кнесинка Елень из своих покоев более не появлялась. Ждала,наверное, пока схлынут пересуды. Только выслала отрока, который вручилВолкодаву мешочек серебра и передал изустный наказ: ныне отправляться домой, аназавтра рано поутру прибыть к той же двери. Государыня, мол, кнесинка поедетна торговую площадь, где ей поклонятся вновь прибывшие купцы.

– А почему не купцы к госпоже? – спросил Волкодав.

– Так искони заведено, – важно ответилмальчишка. – Кнесам не для чего затворяться от добрых людей. Купцами жеГалирад славен!

* * *

Дома Волкодава ждали с большим нетерпением. Пока его небыло, к мастеру заглянул знакомый молодой вельх и поведал о вчерашнемпроисшествии со стариком и старухой – поведал чисто по-вельхски, с великиммножеством красочных подробностей, за достоверность которых и сам не поручилсябы, ибо половину выдумал на ходу. Когда же возвратился из крома Волкодав, дапри мече, да с кошельком полновесного серебра, да с объёмистым мягким свёрткомв руках… взволнованные вопросы хлынули градом.

– Я теперь самой кнесинки телохранитель, – короткопояснил венн. – Она мне и меч отдала.

Больше он ничего так и не добавил, но понимающему человекубыло ясно: за одно это он готов был хранить кнесинку без всяких плат. Наутроего служба должна была начаться уже по-настоящему, и он, ещё раз наскороосмотрев отчищенные разбойничьи кольчуги, сунул их в мешок и засобирался кброннику, до которого не дошёл накануне.

– Я с тобой. Можно? – тут же попросился Тилорн. Ипообещал: – Я быстро дойду. Я не буду больше зевать по сторонам. Честноеслово!

Проходя мимо «Бараньего Бока», Волкодав невольно отыскалглазами место, где пробежала мимо него старая Киренн. Пробежала, чтобы черезмгновение растянуться на мостовой, так и не прикоснувшись к заветному боярскомустремени.

– Здесь я вчера встретил ту женщину, – неожиданнодля себя сказал венн Тилорну.

Тилорн, усердно старавшийся идти быстро, спросил:

– Ты его видел потом, этого вельможу?

Волкодав покачал головой:

– Нет, не видел.

Деликатный Тилорн не стал спрашивать, что будет, когда онивстретятся. А ничего не будет, наверное, сказал себе Волкодав. Хотя, честнопризнаться, утром в кроме он с некоторым напряжением ждал, чтобы красавецбоярин вышел откуда-нибудь из двери. Но если Лучезар стоял слева от кнесинкивсякий раз, когда та судила и рядила или кого-нибудь принимала, это значило –хочешь, не хочешь, а придётся стукаться с ним локтями. Стукаться локтями…Волкодав помимо воли задумался о завтрашнем выезде к торговым гостям, вспомнилкнесинку в кресле во время проповеди жрецов, вспомнил стоявших рядом бояр иначал прикидывать, где следовало держаться ему самому. Он предпочёл бычуть-чуть позади кресла, за правым плечом. Чтобы был, случись вдруг что, простордля немедленного рывка и размаха правой рукой. Но если встать там, прямо передносом окажется седой затылок старого Крута. Волкодав был чуть повыше ростом, ноименно чуть: через голову не посмотришь. Да и поди сдвинь его, семипудового,если потребуется прыгнуть вперёд. Если же встать слева… Обеими руками Волкодаввладел одинаково хорошо, но его заранее замутило при одной мысли о том, чтотогда уже точно придётся стукаться локтями с Лучезаром, а тот, пожалуй, станеткривиться и утверждать, что от немытого венна псиной разит…