Самое неприятное — на убийство кандидата в губернаторынакануне выборов слетелись, как мухи на сахар, журналисты. Особенно упорствовализвестный репортер-телевизионщик Матвей Перцелай. Вместе с кооператором,державшим камеру на взводе, Перцелай вихрем налетел на усталого следователя:

— У вас есть какие-нибудь предварительные версии?

«Ну и времена! — усмехнулся про себя следователь. — Прямокак в Америке!»

— Пока ничего сказать не могу. Любая утечка информации можетзатормозить расследование, — и он отстранил микрофон.

В областном управлении ФСБ с Матвеем вообще разговариватьотказались.

В маленькое пограничное село Перцелай отправился один, безоператора, не на телевизионном «микрике» и даже не на своем «жигуленке». Онпросто сел в автобус.

Клавдия Васильевна Зинченко пропалывала морковную грядку,Степан Иванович чинил старый будильник, сидя за столом в саду.

— Я с областного телевидения, — представился Матвей ипоказал свое удостоверение.

— Да уж узнали тебя, — вздохнула Клавдия Васильевна, вытираяруки о фартук, — смотрим твои передачи. Раз приехал, проходи. Только если тынасчет того убийства, так я уже следователю все рассказала, как на духу.

Пройдя в сад, Матвей молча выложил на стол длинный батонфинского сервелата, коробку шоколадных конфет, литровую бутылку водки«Абсолют».

К местной милиции старики, как и большинство жителейобласти, особого доверия не питали. Между тем Матвей Перцелай, которого онивидели два раза в неделю на экране, стал для них как бы уже своим человеком. Ктому же им льстило, что областная знаменитость сидит у них в саду, да ещеприехал по-простому, на автобусе, с гостинцами, и сам с ними выпьет, ипоговорит не спеша.

— Как вы понимаете, — начал Матвей, чокнувшись со стариками«Абсолютом», — убийцу или убийц не найдут никогда.

Клавдия Васильевна, ставя на стол чугунок с горячейкартошкой, многозначительно вздохнула и поджала губы:

— Да уж, разумеется, не найдут!

— Пока у нас не находят убийц, жить страшно и как-топротивно. Я веду свое, журналистское расследование, чтобы хоть что-нибудьвыяснить. Вы, Клавдия Васильевна, первая обнаружили труп, вы сообщили вмилицию. Расскажите мне подробно, как это произошло, как он выглядел, в чемодет. И главное, не заметили ли вы кого-нибудь еще поблизости, не слышали лизвука отъезжающей машины, шагов. Ведь если вы кого-нибудь видели или слышали,если кто-то даже теоретически вычислит такую возможность, то, сами понимаете,милиция вас не защитит.

— А ты? — усмехнулся Степан Иванович. — Ты, что ли,защитишь?

— Значит, все-таки находился кто-то в роще? — тихо спросилМатвей.

— Так ведь если узнают, что я видела и рассказала, убьют, —прошептала Клавдия Васильевна.

— Могут убить, если узнают, что вы видели, но еще нерассказали. А когда вы уже рассказали — какой смысл вас трогать? Тогда надозатыкать того, кому вы рассказали. Понимаете?

— Значит, я не правильно сделала, что следователю не сказалапро тех двоих? — растерянно спросила Клавдия Васильевна.

— Конечно, — кивнул Матвей.

— А теперь уже поздно. Стыдно теперь приходить к ним вмилицию и каяться: мол, испугалась, со страху приврала, то есть не всерассказала.

— Вот и расскажите мне про тех двоих. Я ведь не милиция. Вамне надо менять показания, не надо каяться. Но и бояться тоже не надо.

— Ой, не знаю, не знаю… — покачала головой КлавдияВасильевна.

— Клавушка, да расскажи ты ему, — вздохнул уже захмелевшийСтепан Иванович, — может, он и докопается потихонечку и тебя не выдаст, и нам стобой спокойней будет, когда убийц найдут.

— Ладно, — махнула рукой Клавдия Васильевна, — облегчу душу.А то прямо преступницей себя чувствую.

Матвей просидел у стариков до ночи и вернулся домойпоследним автобусом. Он очень устал, соображал плохо. Учитывая, что КлавдияВасильевна совсем не пила, весь вечер тянула одну крошечную стопочку, они состариком усидели литр водки на двоих. Возможно, для кого-то это и мало, но дляМатвея вполне достаточно.

О визите в офис Иванова неизвестной рыжеволосой красоткиКонстантинов узнал из письменного отчета Тамары Ефимовны в тот же вечер, черездва часа после визита. Красотка фигурировала среди нескольких посетителей,побывавших в офисе в пятницу вечером.

А в воскресенье, когда красотку уже объявили в розыск,полковник сидел за чашкой чая на веранде в домике Тамары Ефимовны. По условномусигналу он снял «ореховую бабушку» с поста и из-за срочности пришел прямо к нейдомой.

— Тамара Ефимовна, попробуйте еще раз вспомнить и описать турыжеволосую девушку в лиловом платье.

«Ореховая бабушка» сидела, чуть прикрыв глаза и прихлебываяочень горячий чай из стакана в старинном мельхиоровом подстаканнике. Казалось,она даже не слышит просьбы, но полковник знал — сейчас она уже воссоздает впамяти одно из лиц, виденных в пятницу.

— Ну, во-первых, она не рыжая, — произнесла наконец ТамараЕфимовна, — у рыжих совсем другой оттенок кожи, у них не бывает такого загара.Во всем ее облике присутствовала некоторая театральность, но профессиональнаятеатральность. Вы понимаете, о чем я?

Константинов молча кивнул.

— Профессиональный театральный грим. Не макияж, а именногрим. И парик. Да, это был парик. У меня сразу возникло впечатлениепридуманного, талантливо сыгранного образа. Образ получился гармоничный иточный, до мелочей. Я заметила только два момента, выдавших игру: как онаподнырнула под цепь между створками ворот — в этом проступило что-то детское,девчоночье, я тогда подумала: наверное, ей меньше лет. Просто она хочетказаться старше, чем на самом деле. И еще, когда они вышли из офиса, она этакпередернула плечами и отстранилась от Иванова, мол, «не трогайте меня!». Этотжест выдал в ней то, что в прежние времена называли «порядочной барышней». Аиграла она светскую львицу, роковую женщину, такую современную сексуальнуюстервочку, доступную любому. То есть не любому, конечно но тому, кто сажает еев белый джип, вполне.

— Они сели в машину? — быстро спросил полковник.

— Конечно. На заднее сиденье.

— А кто находился за рулем?

— Телохранитель.

— Очень интересно… Продолжайте, пожалуйста, Тамара Ефимовна.Простите, что я вас перебил.