Мы начинаем обсуждать, что бы нам съесть на ужин, и на пару минут атмосфера становится менее напряженной. Со стороны это очень даже похоже на дружескую вечеринку. Но как только дверца духовки захлопывается, Том делает еще один глоток пива, и внутри его как будто щелкает переключатель.

– Итак, – решительно произносит он, глядя сначала на Лару, затем на меня. – Думаю, пора выложить карты на стол. Что, по-вашему, случилось той ночью?

– Мои карты уже на столе, – жалуется Лара. – Они всегда там были. Я никогда не думала, что это кто-то из нас. – Она выразительно разводит руками и едва не опрокидывает при этом свой стакан. – Ой, извини… после работы я уже успела пропустить пару стаканчиков с моими коллегами… В любом случае, Том, даже если ты всего за пару часов не исхитрился убить Северин, избавиться от ее тела, смыть с себя кровь и вернуться ко мне в постель, то я не располагаю абсолютно никакой информацией.

Я поражена, с какой легкостью, даже не покраснев, она упоминает о том, что была с Томом – Томом! – в одной постели; при мне, при нем самом. Я смотрю на него, но он, похоже, ничуть не смущен.

– Я, конечно, хорош, – говорит Том с черным юморком, – но не настолько.

Я пытаюсь подавить в себе нарастающее чувство несправедливости. Лара, которая спала с ним, а затем его бросила, полностью прощена. Мне же всего за какой-то поцелуй была устроена головомойка. Неудивительно, что в моих словах слышатся нотки раздражения.

– И все это, по-твоему, сделал один и тот же человек? – спрашиваю я его, как говорится, в лоб. – Но что, если к этому причастны и другие? Вдруг кто-то по неосторожности совершил убийство, а затем один или двое помогли ему замести следы? – Мои рассуждения такие абстрактные, такие хладнокровные, что трудно представить, что речь идет о конкретной убитой девушке. Я оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть ее рядом. Но ее нет. Я вновь ощущаю укол раздражения: что это за призрак такой, если ему не интересно обсуждение собственной смерти? Впрочем, ответ на самый главный вопрос ей известен.

Том кивает. Неожиданно я ощущаю с его стороны что-то похожее на одобрение.

– Похоже, у тебя есть версия.

– Нет. Я лишь… – Я ёрзаю на неудобном табурете. У меня нет версии. Только набор малоприятных наблюдений, которые лишь усиливают мою общую тревогу. Назвать их версией у меня не поворачивается язык.

Лара тоже ёрзает на табурете. В конце концов она наваливается своим пышным бюстом на столешницу и сочувственно на меня смотрит:

– Мы тут все свои, Кейт.

– Ну, давай же, говори, – понукает меня Том. Он стоит, подавшись вперед и положив руки на гранитную столешницу. Его тело отправляет мне смешанные сигналы – кнут и пряник одновременно. Должна же ты хоть к кому-то питать доверие.

Я смотрю на него и встречаюсь взглядом с его так хорошо мне знакомыми голубыми глазами. Глазами Тома, а не Себа. Да и нос тоже его, такой ни с каким не спутаешь. Увы, меня ни с того ни с сего душит такая злость, что я пару секунд не могу говорить. Ведь когда-то я доверяла ему. Мне даже сейчас хочется ему доверять. Так почему он не дает мне это делать? Ему ведь наверняка что-то известно, и на данный момент, учитывая комментарий Лары, он должен был это понять. Однако он по-прежнему не впускает меня. Неудивительно, что меня начинает мучить вопрос: да Том ли это? Всегда ли это был тот самый Том, которого, как мне казалось, я знала? И если я ошибалась, то какие еще ошибки я совершила? Мои внутренности сводит холодный страх. А еще я зла на Тома – Тома! – за то, что страх этот поселился там его стараниями.

– Неужели? – язвительно переспрашиваю я, когда наконец вновь обретаю голос. – Я должна кому-то доверять? Это надо же! А кому доверяешь ты, Том? Единственное, в чем я уверена в этой жуткой и непонятной истории, так это что Себ и Каро что-то скрывают. Что тебе известно гораздо больше, чем ты утверждаешь, и что почему-то именно моя жизнь летит к чертовой бабушке. Уж если речь зашла о доверии, то почему бы не начать с тебя, Том?

От неожиданности его глаза лезут на лоб. Он явно не ожидал от меня такой ярости. Я замечаю, что Лара смотрит на меня, растерянно разинув рот, и это меня останавливает. Я резко обрываю язвительный поток, который грозит обрушиться на всех и вся. Если этого не сделать, остановить меня будет трудно. Я хватаю бокал вина и в гробовой тишине, которая наступает, когда я умолкаю, тупо смотрю в него, дожидаясь, когда остатки ярости выветрятся из меня. Правда, теперь я готова вот-вот разрыдаться. При этом меня разрывают два взаимоисключающих желания: с одной стороны, извиниться за мою совершенно не британскую выходку, с другой – открытым текстом высказать ему все, что я по этому поводу думаю. О том, что сейчас творится внутри меня, то, чего, по-моему, заслуживает этот мир.

Первой гнетущее молчание нарушает Лара. Оно такое тяжелое и густое, что просто удивительно, что сквозь него что-то проникает.

– Наверное, я зря пришла, – быстро говорит она, соскальзывая с табурета. – Думаю, вам лучше пообщаться наедине и…

– Нет, прошу тебя, останься! – Все так же тупо глядя в бокал, я протягиваю руку, чтобы удержать ее. – Извини меня. – Вздыхаю и смотрю на нее. Она уже наполовину отвернулась и готова уйти, но в ее глазах я читаю тревогу и неуверенность. Я из принципа не смотрю на Тома, хотя и знаю, что он не спускает с нас глаз. Вернее, с меня. Я ощущаю это едва ли не кожей. Его взгляд давит даже на мои кости.

– Дело не в том, что… просто…

– Что именно? – спрашивает она.

– Моя жизнь, мой бизнес… все действительно летит под откос. Прошел слух, будто меня вот-вот арестуют по обвинению в убийстве, – с несчастным видом говорю я. – Марк Джефферс, младший юрист в фирме… ладно, не буду говорить в какой – так и сказал Полу. Но если он сказал ему, откуда мне знать, скольким людям он уже это сказал? Может, уже всему Лондону?

Лара от неожиданности ахает и вновь садится на табурет. Мы все прекрасно понимаем: это не единственная причина моей вспышки, и даже не главная, однако им обоим хватает такта молча перенаправить на нее свое внимание. Наконец свои первые слова произносит Том:

– И какова была реакция Пола? Ты думаешь, он уйдет?

Я кисло кривлю рот. В этом весь Том: он на время позабыл мою гневную речь и сосредоточился на моей проблеме. Это вынуждает меня ответить ему как можно учтивее, хотя внутри меня по-прежнему все кипит:

– Не знаю. Вряд ли. По крайней мере, пока. Мы получили два престижных контракта, но если слухи будут продолжаться и мы потеряем хотя бы один, то да, Пол наверняка уйдет. – Я пожимаю плечами: – Он обижен, что я ничего ему не сказала. – Я делаю глоток вина и пристально смотрю на них обоих: – Скажите, вы кому-нибудь рассказывали эту историю?

Том качает головой:

– Это не те вещи, какие я стал бы обсуждать с коллегами. Какими бы глазами на меня посмотрели… – Он морщится, представляя насмешки, которые сопровождали бы его до конца карьеры. Если трейдеры чем и славятся, то только не чуткостью. – И я не хочу волновать моих родителей. Думаю, что Себ тоже ничего не говорил своим, если только ему не порекомендовал это сделать его адвокат.