Лимузин остановился перед дверями химчистки. Из машины вышли двое хорошо одетых мужчин, вооруженных автоматами Heckler & Koch MP7 с бронебойными пулями (подобное оружие обычно предназначалось для бойцов спецназа). По рации они сообщили водителю, что путь чист, и с заднего сиденья лимузина выбрался одинокий пассажир.

Пассажир был одет в двубортный, сшитый на заказ итальянский шерстяной костюм, на шее был повязан шелковый шарф. Его седые волосы были зачесаны назад, но не прилизаны. В руках он держал котелок из меха шиншиллы, но надевать его не стал. На запястье красовались часы Lange & Söhne Grand Complication. В общем и целом он представлял собой воплощение элегантности и класса. Самым странным в этом человеке было его лицо. Он выглядел бы обычным, если не сказать непримечательным, человеком лет пятидесяти, если бы не одно но. Отсутствие морщин. Ни одной морщинки вокруг глаз. Ни единой складки на лбу. Ни одной трещинки возле рта. Те, кто на него работал, говорили, что морщин у него нет потому, что за всю свою жизнь он ни разу не проявил ни единой эмоции. Но, возможно, именно это сделало его тем, кем он был…

Его звали Калибан, и он был самым могущественным человеком в Солнечной системе.

Калибан направился ко входу в химчистку. Охрана следовала за ним по пятам, но не приближалась ближе чем на три метра. В прошлом он уже ясно дал понять, что телохранители должны держаться на расстоянии. Он нуждался в них, но не хотел, чтобы они находились в пределах слышимости его деловых переговоров.

Лаки ждал его снаружи. Он протянул руку, приветствуя важного гостя.

– Калибан, я так рад, что ты пришел.

Калибан огляделся по сторонам, совершенно невпечатленный.

– Надеюсь, это будет стоить моего времени.

– Как ты понимаешь, осторожность играет здесь ключевую роль. Поэтому нам понадобилась эта химчистка в качестве прикрытия. Сойдемся на том, что власти не в восторге от того, чем мы тут занимаемся, – пояснил Лаки.

– А ты богатый ублюдок, не так ли? – раздался чей-то голос.

Взгляд Калибана метнулся к тротуару. Там, возле ветхой палатки, которая была вся залатана скотчем, но едва держалась на честном слове, сидел на земле бездомный.

Лаки подозвал охрану.

– Уберите отсюда этого засранца.

Но Калибан жестом остановил телохранителей. И обратился к бездомному:

– Да, я человек со средствами. А в чем дело?

– У многих людей есть деньги. Но не каждый может позволить себе такие часы, – произнес бездомный. – Раньше я чинил часы. Но потом настали трудные времена. Потерял свою мастерскую. А я всегда надеялся, что кто-то принесет мне подобные часы. Но здесь не так много людей, у которых они есть. Ты знаешь, что на их сборку уходит целый год?

– На самом деле знаю. Поэтому я их и купил. Я был восхищен мастерством, – ответил Калибан, затем указал на палатку мужчины. – Что случилось с твоей палаткой?

– Несколько детишек из центра приехали сюда. Они ее разорвали. Подумали, что это смешно. Они не понимают, что для таких людей, как я, это дом.

Калибан подал знак охране.

– Эти люди отвезут тебя в отель. Останешься там столько, сколько хочешь. Я позабочусь о расходах.

– О боже, мистер! Я не знаю, как вас и благодарить.

Калибан кивнул.

– Отблагодаришь меня тем, что возьмешь себя в руки и откроешь новую мастерскую. Считай это возможностью.

Он отвернулся и вошел в химчистку. Лаки шел рядом. Он остановился и повернулся к Калибану.

– Я должен спросить. Зачем тебе вот так помогать случайному бездомному?

– Если ты хочешь выявить в ком-то лучшее, тебе нужно в него инвестировать. Именно этим я и занимаюсь, – бесстрастно ответил Калибан и указал вперед. – Идем?

* * *

На ринге дралось двое мальчишек. Калибан и Лаки наблюдали за происходящим с верхних ярусов, сидя подальше от ставочников и пьяных богачей, которые пришли насладиться кровопролитием.

– Эти дети голодают. Я никогда не видел ничего подобного, – признался Лаки. – Они дерутся не просто за победу. Они дерутся за выживание.

Калибан указал на бойцов на ринге.

– Откуда взялись эти мальчики?

Лаки пожал плечами.

– Эти двое – из трущоб Ганимеда. Большинство моих мальчишек – выходцы из трущоб. Некоторые из них – малолетние преступники, которым больше некуда податься. Есть и несколько беглецов.

– И эти мальчишки, – с любопытством спросил Калибан, – ты думаешь, они могут пригодиться в моем деле?

– Безусловно. Вот в чем их особенность – они преданны. Даже когда начинают побеждать и зарабатывают деньги, они никуда не уходят. Они живут ради следующего раунда. Это как наркотик.

Калибан протянул охраннику пустую руку, и тот без лишних вопросов вложил ему в ладонь визитку и ручку. Калибан нацарапал что-то на обороте, затем передал карточку Лаки.

– Это имя кое-кого в моей организации. Отправь ему самых голодных своих бойцов. Не самых лучших, а самых голодных. С остальным он разберется сам. Как ты понимаешь, я не могу быть напрямую связан с вашей деятельностью.

Лаки кивнул.

– Разумеется.

– Есть еще кое-что, – продолжил Калибан. – У меня есть для тебя мальчик. Но я не хочу, чтобы он удостоился какого-то особого приема. Обращайся с ним как со всеми остальными.

– Конечно, – согласился Лаки. В его глазах вспыхнуло любопытство, и он не удержался от вопроса: – Кто это?

– Мой сын, – без тени сожаления ответил Калибан. Даже самый плохой, самый жестокий родитель почувствовал бы толику раскаяния, посылая своего ребенка в такое место, как Ямы. Но только не он.

Лаки удивленно уставился на него.

– На кой черт тебе посылать сюда собственного сына?

– Как я уже говорил, я инвестирую в людей.

– Калибан… – Лаки попытался подобрать слова. – Дети здесь умирают.

Калибан встал и застегнул пиджак.

– Если такова его судьба, да будет так.

Он повернулся и пошел прочь, оставив второго мужчину в одиночестве сидеть на ступеньках. На глазах Лаки навернулись слезы. Он сунул руку под рубашку и вытащил четки, которые носил на шее. Поцеловал крест и начал молиться:

– Радуйся, Мария, благодатная, Господь с тобой…[7]