– Сдавайся… просто сдавайся, – шептал себе под нос Фирлес.

Беловолосый медленно выпрямился и вернулся в центр ринга. На мгновение Фирлес задумчиво склонил голову. Он не знал, как будет лучше – сразу покончить со всем этим или позволить Беловолосому продержаться до самого конца. По крайней мере, так будет выглядеть, будто он держался до последнего.

Взгляд Фирлеса метнулся к трибунам. Отец Беловолосого сидел рядом с Лаки. Когда к ним подошел букмекер, Лаки хотел было прогнать его, но Калибан остановил Шалтая. Полез в бумажник, вытащил сто тысяч вулонгов и передал их букмекеру. Фирлес был поражен. Он не мог поверить в то, что делает этот человек. Он ставил против собственного сына!

ДИНЬ! ДИНЬ!

Второй звонок. Пора драться.

Фирлес нехотя приблизился к Беловолосому, зная, что может закончить этот бой одним ударом. Но он решил выкинуть нечто более сложное. Нечто запоминающееся.

И вот Фирлес поднес кулаки к подбородку и оперся на ногу. Его вторая нога поднялась и обвилась вокруг тела. А затем он крутанулся на мыске, словно змея, обвивающаяся вокруг своей жертвы. Это был тот самый нокаутирующий удар, который вынес Девятнадцатого. Тот, что раздробил ему челюсть. Тот, что мог убить Беловолосого, если бы попал ему в голову.

Его нога повернулась, готовая нанести последний удар. Беловолосый никогда бы не предугадал этот удар, даже если бы мог. И когда нога Фирлеса поравнялась с лицом его противника…

Он промахнулся. На долю сантиметра. Его нога прошла в такой близости от лица Беловолосого, что Фирлес почувствовал исходящий от кожи друга жар. И когда Фирлес завершил свой неудачный удар ногой с разворота, его живот оказался открыт.

А вместе с ним и ножевая рана, с которой еще не сняли швы. Еще розовая. Еще не зажившая.

Взгляд Беловолосого остановился на его ране. Затем их взгляды сомкнулись и на долю секунды задержались друг на друге. Затем Фирлес слегка, почти незаметно кивнул. Давая негласное согласие нанести ему удар по ране. Чтобы положить конец этой борьбе.

Беловолосый сжал кулак так сильно, как только мог. Поднял его. А затем ударил.

Ударил прямо по ране, так сильно, как только мог.

Фирлес вскрикнул от неподдельной боли. И рухнул на землю. Зажал руками рану. Он попытался подняться, но боль оказалась слишком сильна.

Он распростерся на ринге.

Бой был окончен.

Беловолосый победил. Торжествуя, он упал на колени. Вскинул в воздух обе руки. Остальные мальчики бросились на ринг. Окружили его, подняли Беловолосого на плечи. Ведь он победил могущественного Фирлеса и стал их новым чемпионом.

Но когда Беловолосого унесли праздновать, Фирлес все еще оставался лежать на земле в позе эмбриона. Его взгляд метнулся к сидящему в толпе Калибану. Он пожимал руки Лаки и другим богатым зрителям вокруг него, которые обменивались поздравлениями. Затем он повернулся обратно к рингу и увидел лежащего на земле Фирлеса. На мгновение их взгляды встретились.

И тогда Калибан впервые улыбнулся.

Пара карих глаз медленно распахнулась. Небо окрасилось в насыщенный розовый цвет. Фирлес ничего не слышал. Ветерок мягко щекотал его ухо. Он думал, что когда откроет глаза, то окажется посреди слухового хаоса. Люди кричат в агонии, бушует пожар из-за разлившегося топлива. Но вокруг было спокойно. Устрашающе спокойно. Он сделал глубокий вдох, затем медленный выдох. Губы его расплылись в довольной улыбке.

– Твою мать, я умер.

Внезапно над ним нависла длинная зловещая тень. Мужчина. Его силуэт вырисовывался на фоне солнца. Но Фирлес знал, кто он такой. Был уверен.

– Господь?

– Для некоторых – вполне возможно, – хмыкнул Вишез.

Его одежда была изодрана в клочья, все лицо в синяках и кровоподтеках после аварийной посадки.

– А, это ты. – Фирлес вздохнул. – Я думал, что умер. Я был так счастлив.

Вишез помог Фирлесу подняться на ноги. Примерно в десяти метрах от него лежало то, что осталось от лунного прыгуна. Корабль превратился в неузнаваемую искореженную груду металла и стекла. Они приземлились где-то на задворках – не только города, но и, похоже, всего мира. Над ними возвышались генераторы атмосферы. Они извергали пар на сотни метров в воздух, чтобы превратить эту богом забытую планету в место, где люди могли бы жить, не рискуя задохнуться.

Самой сложной частью терраформирования планеты стало регулирование атмосферы с целью сделать ее пригодной для жизни. Хотя Марс всегда считался ближайшей к Земле планетой с точки зрения обитаемости, он имел радикально иную атмосферу, которая почти полностью состояла из углекислого газа, небольшого количества азота и самой малости аргона. Кроме того, она была невероятно разреженной. Для того, чтобы начать строительство следующего великого мегаполиса во Вселенной, терраформерам было мало просто изменить состав атмосферы. Им предстояло создать совершенно новую. Так и появился атмосферный генератор – труба размером с Эйфелеву башню, которая извергала насыщенный азотом, кислородом и небольшим количеством аргона пар на сотни метров в воздух. Такие башни называли стеками. Для того, чтобы создать на Марсе земную атмосферу, требовались сотни таких устройств.

Единственной проблемой был звук. Глубокий, скрежещущий гул. Если подвергаться его воздействию слишком долго, он срывал башню даже у самого уравновешенного человека. В новостях мелькали сообщения, что около дюжины рабочих, которым было поручено строить эти стеки, необъяснимым образом разбилось насмерть. На самом деле никто не знал, сколько точно людей погибло при строительстве стеков. Хотя власти убеждали, что гул генераторов не достигает границ Тарсиса, ходили слухи, что если вы проснетесь посреди ночи, пока весь мир спит, и внимательно прислушаетесь, то вы услышите отдаленный грохот стеков.

Фирлес взглянул на обломки лунного прыгуна и поежился.

– А что насчет Скотти?

– Он умер еще до того, как мы приземлились. Забыл?

– На секунду я подумал, что он притворяется. Видимо, нет, – произнес Фирлес, оглядываясь по сторонам. – Я никогда не был так близко к стекам.

– Я тоже, – ответил Вишез. – Разве эти штуки не вызывают рак, если стоять к ним слишком близко?

Фирлес пожал плечами.

– Есть только один способ это выяснить.

Они находились за много миль от любой цивилизации. На горизонте виднелись силуэты небоскребов Тарсиса, но их окутывала густая дымка – верный признак того, что здания располагались еще дальше, чем любой из них мог представить, – и еще чуточку дальше.

– И что нам, черт побери, теперь делать? – поинтересовался Фирлес.

Вишез указал на обломки.