А потом мы отправились на вечеринку.

* * *

Я смутно помнила Майкла Драммонда по давнишним родительским собраниям и школьным карнавалам, которые он изредка посещал; с годами он предсказуемо превратился в призрака в безукоризненно выглаженном костюме, прятавшегося по углам, чтобы никто не заметил у него в кармане радиоприемник, передающий счет бейсбольных матчей. Мужчина, пригласивший нас в помещение, которое мама благоговейным шепотом назвала «гранд-фойе», был одет как настоящий богач на отдыхе – в светлые брюки от Ральфа Лорена и футболку в морском стиле. Казалось, он вот-вот бросит якорь и проведет оставшийся день в легком подпитии, но вместо этого он отвел нас на палубу и ретировался в цокольный этаж. Я шла по дому с опущенной головой, не желая замечать маленькие детали (старый рисунок пальчиковыми красками на холодильнике или напоминание о визите к психоаналитику на календаре), которые выявили бы в Никки Драммонд человеческие черты. Мы прошли по узорной плитке с едва заметными спиралями, отчего казалось, будто ступаешь по воде (намек на комплекс Бога), и ненадолго застыли в проходе, который вел на задний двор, – мать и дочь в созерцании своей мрачной судьбы.

Матери с наманикюренными ногтями и обязательными каре в стиле Дороти Хэмилл нарядились в искусно задрапированные саронги или спортивные костюмы «Эспри», будто дали священную клятву к сорока годам забыть про вкус и стиль; дочери щеголяли дизайнерскими джинсовыми шортами с бахромой, загаром, лошадиными ляжками, выпирающими из искусственно состаренного денима. На пальцах ног – блестящий педикюр аппетитного розового или пурпурного оттенка, сверху – безразмерные футболки, завязанные узлом над пупком или низко подпоясанные ремнем, исключая тех девушек, которые (несмотря на отсутствие игрек-хромосом, которых можно охмурить) не преминули раздеться до бикини. Лэйси назвала бы их клонами. Они не стоили нашего внимания. И все-таки надо было искать способ ассимилироваться либо провести остаток дня в качестве довеска к матери. Обычное окружение Никки отсутствовало, их место заняли разрозненные группки второго эшелона, болтающие ногами в бассейне или брезгливо ковыряющиеся в пластиковых креманках с креветочным коктейлем.

Если ад существует, в нем пахнет лосьоном для загара и потным трикотажем «Бенеттон», а на вкус он как теплая кока-кола; там звучат легкая музыка и быстрые шепоты; а рентгеновские радиоактивные взгляды проникают сквозь свободные наряды к обнаженной плоти, скрытой под ними, просверливают легкий хлопок, пробираясь к сердцу, костям и генетическому коду. Я прямо-таки чувствовала, как мутирую на глазах; я была отвратительной болотной тварью, которая портит светский вечер, а Лэйси во мне хотела сказать свое слово, пройтись разрушительным ураганом, дать им повод пялиться на меня.

Вместо этого я отыскала уголок, больше всего походивший на тихую гавань. Дженна Стерлинг, Мелисса Брукнер и Келли Чо не только прозвали себя Тремя Мушкетерами (в честь шоколадного батончика, а не персонажей Дюма), но и одевались в соответствующие костюмы на все последние Хеллоуины. Они составляли замкнутую систему, иногда синхронно примазываясь к существам чуть выше их в пищевой цепочке, но никогда не нарушая строй. Дженна Стерлинг, с волосами Барби и коротенькими ножками игрока в хоккей на траве, однажды расплакалась, когда в четвертом классе ее заставили делать вместе со мной проект по математике, помнится, посвященный делению с остатком. Преданный адъютант Мелисса Брукнер была экспертом по завершению фраз Дженны, если та не справлялась сама, что случалось нередко. Третьей была Келли Чо – она высадилась здесь, точно инопланетянка, еще в первом классе, до сих пор не выучила, как по-английски будет «каникулы», «классная доска» и «чудак», и страдала от нападок мальчишек, которые оттягивали пальцами углы глаз и несли абракадабру, изображая китайские реплики из фильма «Карате-пацан», хотя она сто раз им объясняла, что она кореянка. Келли Чо молча терпела девчонок, которые трогали ее фарфоровую кожу, интересовались, почему от нее несет капустой, и свидетельствует ли громоздкий слуховой аппарат у нее за левым ухом о ее недоразвитости. Я восхищалась Келли: из аутсайдеров она вырвалась в первые ряды, где-то по пути утратив акцент и детскую пухлость, сменив массивный пластмассовый слуховой аппарат на совершенно незаметный постороннему взгляду, а еще только у нее из всей троицы постоянно был бойфренд, пусть даже мальчик из молодежной группы, которого она подцепила в церкви. Не знаю, как ей удалось пробиться, расшифровывать код: правильные шмотки, правильная прическа, правильная улыбка или другая волшебная маскировка, благодаря которой становишься своей. Мы обе еще в песочнице занимались прикладной антропологией, каждая из своего угла, пытаясь постичь иерархию детской площадки, однако Келли каким-то образом умудрилась решить задачу. Я никогда не хотела быть Никки Драммонд, но долгие годы мечтала превратиться в Келли Чо.

На злополучной вечеринке моего позора их не было; такие девушки не ходят на подобные мероприятия. Что бы ни рассказывали им впоследствии, своими глазами они ничего не видели.

Подключение к уже начатому разговору относилось к числу тех непростых умений, которыми я до конца так и не овладела, поэтому, пока они обменивались критическими замечаниями по поводу угощения и списка приглашенных, я просто стояла рядом и ждала, когда кто-нибудь из них заметит мое присутствие, хотя бы для того, чтобы прогнать.

– Ну и куда она уехала?

Мне понадобилось немало времени, чтобы сообразить, что вопрос адресован мне.

– Кто?

– Она, наверное, понятия не имеет, – произнесла Дженна. – Она, типа…

– Без понятия, – подсказала Мелисса, и Дженна согласно кивнула.

– Так ты знаешь или нет? – спросила Келли.

Интересно, стала ли она в троице главной из-за наличия бойфрендов или, напротив же, мальчиков привлекал к ней ее высокий статус.

– А ты как думаешь? – сказала я тоном, подразумевающим: «Ну ясен пень, знаю!»

Троица встрепенулась.

– Да ты что? И куда?

– В колонию для несовершеннолетних, я угадала? – Дженна отличалась пышущим здоровьем видом жительницы Среднего Запада, которому я никогда не доверяла. Такие девчонки носят на физру собственную хоккейную клюшку и перебирают все пробники в «Боди шоп», пока не найдут духи с ароматом яблочного пирога.

Мелисса фыркнула:

– Скорее в клинику для душевнобольных.

– В Нью-Йорк, вот куда они все едут. – Может, в этом и состоял секрет Келли: прикидываться, будто все знаешь, и собирать вокруг себя простаков, которые по наивности этому верят.

– Кто «они»? – поинтересовалась я.

– Ты знаешь… – Уверенности поубавилось. – Девушки вроде Лэйси. Которые…

– …Сбегают. – Мелисса отлично владела мастерством заканчивать фразы за других. – Как в «Красотке».

– «Красотка» про Лос-Анджелес. – У меня за плечом в своей обычной ведьминской манере материализовалась Никки. – И я сильно сомневаюсь, что Лэйси сбежала, чтобы стать проституткой. – Она зацепила пальцем одну из шлевок у меня на поясе и