Время — деньги, оно конечно, но и деньги — это деньги, такчто пора начинать шоу. Первая волна, говорил ей Генри… так это же и есть перваяволна, не так ли? Она смотрит на своего гостя, думает, как спросить, и ужеполучает ответ, потому что Генри дает ей отмашку: пора.

Ребекка включает розовый прожектор, и голоса практическивсех находящихся в актовом зале, даже тех, кто давно уже ни на что нереагирует, сливаются в едином: «А-а-а-х». Костюм, рубашка, гетры Генри Лайденасверкают в световом конусе, а он сам подплывает к микрофону с вращающейся наладони правой руки двенадцатидюймовой пластинкой. Его зубы блестят, так же каки густые серебряные волосы, сапфиры в оправе черных очков хитро подмигивают.Генри словно уже танцует… только он и не Генри вовсе; ни в коем разе, Рене, какнравится кричать Джорджу Рэтбану. Костюм, гетры, зачесанные назад волосы, очки,даже дивный конус розового света — всего лишь сценические декорации. Самаяудивительная трансформация происходит с Генри, фантастически многоликимчеловеком. Перевоплощаясь в Джорджа Рэтбана, он становится Джорджем на все стопроцентов. То же можно сказать и о Висконсинской крысе, и о Генри Шейке. Прошловосемнадцать месяцев с тех пор, как он доставал Симфонического Стэна из шкафа,тогда он поразил всех на музыкальном фестивале в Мэдисоне, но костюмпо-прежнему сидит на нем как влитой, он создан для этого костюма. Они являютсобой единое целое, и кажется, вместе перенеслись в настоящее из уже достаточнодалекого прошлого.

Вращающаяся на его ладони пластинка напоминает береговойсигнальный шар.

Любую свою программу Симфонический Стэн начинает одной и тойже пластинкой — «В настроении». И хоть он не презирает Гленна Миллера, какнекоторые фанаты джаза, за долгие годы мелодия эта ему изрядно поднадоела. Ноона всегда выполняет порученное ей дело. Даже если у слушающих нет выбора,кроме как танцевать одной ногой в могиле, а другой на банановой кожуре, онитанцуют. Кроме того, он знает, что Гленн Миллер, после того как его призвали вармию, рассказал аранжировщику Билли Мэю о своих планах «вернуться с этой войныгероем», и ведь сдержал слово, не правда ли?

Генри наклоняется к микрофону, небрежным жестом ставитвращающуюся пластинку на проигрыватель. Аплодисменты толпы сливаются свосторженным: «О-о-ох».

— Добро пожаловать, добро пожаловать, достопочтенныепоклонники и поклонницы джаза, — приветствует собравшихся Генри. Его словавырываются из динамиков бархатным голосом радиокомментатора 1938 или 1939годов, голосом ведущих программы в дансингах и ночных клубах от Бостона доКаталины. Такого голоса нынче уже не услышать. — Скажите мне, дамы и господа,как, по-вашему, можно ли представить себе лучшую затравку, чем музыка ГленнаМиллера? Смелее, братья и сестры, я хочу услышать ваше: «Не-е-е-ет».

Из резидентов «Макстона» (некоторые уже на танцплощадке,другие — вокруг на инвалидных креслах) исторгается коллективный шепот, не крик,конечно, скорее шелест осеннего ветра в голых ветвях. Симфонический Стэн хищноскалит зубы, вскидывает руки, а потом вдруг взмывает в воздух и делает полныйоборот, словно танцор, вдохновленный Чиком Уэббом.

Фалды распростерты, как крылья, сверкающие ноги взлетают иприземляются и взлетают вновь. На ладонях у него уже две пластинки, однатаинственно исчезает, вторая ложится на проигрыватель, где ее ждет игла.

— А теперь, дорогие мои поклонники и поклонницы джаза, прошулюбить и жаловать Сентиментального джентльмена, мистера Томми Дорси. Давайтепослушаем, как Дик Хаймс, краса и гордость Буэнос-Айреса, задает музыкальныйвопрос: «Как мне узнать тебя». Фрэнк Синатра еще пешком ходит под стол, братьяи сестры, но жизнь все равно хороша, как выдержанное вино.

Ребекка Вайлес не может поверить тому, что видит. Этотпарень вытащил на танцплощадку практически всех, даже сидящих в инвалидныхкреслах, они тоже танцуют, пусть и не вставая с кресел. Облаченный вэкзотический наряд, Симфонический Стэн, Генри Лайден, напоминает она себе,великолепен, второго, как он, просто нет. Он… словно пользуется машиной времении создает вокруг себя подлинную атмосферу далекого прошлого. Он говорит ипоказывает старикам то, что они хотят слышать и видеть. Он вернул их к жизни,вытряхнул из них те остатки юности, о существовании которых они, возможно, и неподозревали. Что же касается Симфонического Стэна, то выглядит он какэлегантный дервиш, на ум Ребекке приходят определения: обходительный,изысканный, учтивый, сексуальный, изящный, которые одновременно, возможно,применимы только к нему. А что он вытворяет с пластинками! Как ему это удается?

Она не осознает, что отбивает туфелькой ритм и раскачиваетсяв такт музыке, пока Генри не ставит пластинку Арти Шоу «Начало начал». Тут онапросто начинает танцевать. Никогда раньше актовый зал не видел столькоскользящих в танце стариков. Элис Уитерс сияет в объятиях обычно мрачногоТорвальда Торвальдсона. Ада Мейерхофф и «Том-Том» Ботчер кружат вокруг другдруга на инвалидных креслах, наслаждаясь божественным звучанием кларнета АртиШоу. Ребекка растрогана до слез, улыбается, поднимает руки, кружится, и тут ееподхватывает и умело ведет в танце брат-близнец Том-Тома,восьмидесятишестилетний Херми Ботчер, бывший учитель географии и К17, ранеесчитавшийся сухарем. В фокстроте вытаскивает ее на середину танцплощадки.

— Не могу допустить, чтобы такая красавица танцевала одна, —говорит Херми.

— Херми, я готова пойти за вами куда угодно, — отвечает она.

— Давайте подойдем поближе к сцене. Я хочу получшеразглядеть этого парня в его модном наряде. Говорят, он слеп, как летучая мышь,но я в это не верю.

Его рука крепко охватывает ее талию, бедра четко следуютритму Арти Шоу, они приближаются к возвышению, на котором Симфонический Стэнвращает на ладони очередную пластинку в ожидании окончания этой. Ребекка можетпоклясться, что Стэн/Генри не только чувствует ее присутствие, но дажеподмигивает ей! Но такого не может быть… не так ли?

Симфонический Стэн элегантным движением убирает пластинкуШоу, укладывает новую на проигрыватель.

— А теперь, когда мы как следует поразмялись, давайтепопрыгаем с Буди Эрманом и «Диким корнем». Эта мелодия посвящается дамам, вособенности даме, благоухающей «Калуксом».

Ребекка смеется:

— О дорогой!

Генри/Стэн унюхал и узнал аромат ее духов!

Не испугавшись темпа, заданного «Диким корнем», Херми Ботчеротступает на шаг, поднимает руку, закручивает Ребекку. Потом ловит в объятия икружит в другую сторону. В танце они приближаются к другому краю эстрады, где,глядя на Симфонического Стэна, стоят Элис Уитерс и мистер Торвальдсон.

— Должно быть, он имел в виду вас, — говорит Херми, потомучто духи у вас потрясающие.

— Где вы так научились танцевать? — спрашивает Ребекка.