— Мой брат и я выросли в городе. Учились танцевать передмузыкальным автоматом в «Аллуэттсе», в Ардене. — Ребекка знает «Аллуэттс», наГлавной улице Ардена, но музыкальный автомат исчез оттуда аккурат в то время,когда Джонни Матис вылетел из чартов. — Если вам нужен хороший танцор, ищитегородского мальчика. Том-Том, он всегда танцевал лучше всех.

Даже сейчас, в своем кресле, он никогда не собьется с ритма.

— Мистер Стэн, эй, мистер Стэн? — Элис Уитерс вскидываетголову, у рта складывает ладони рупором. — Вы принимаете заявки?

Тут же раздается суровый, скрипучий мужской голос:

— Я пришел сюда первым, старуха.

Неприкрытая грубость заставляет Ребекку остановиться.

Правая нога Херми мягко опускается на ее левую, тут жесоскальзывает, травмируя не сильнее, чем поцелуй. Возвышаясь над Элис, ЧарльзБернсайд смотрит на Торвальда Торвальдсона. Торвальдсон отступает на шаг идергает Элис за руку.

— Разумеется, дорогая моя. — Стэн наклоняется к Элис. —Скажите мне, как вас зовут и что бы вы хотели услышать.

— Я — Элис Уитерс, и…

— Я пришел сюда первым, — громко повторяет Берни.

Ребекка смотрит на Херми, тот качает головой, предлагая ейне вмешиваться. Пусть и городской мальчик, он напуган не меньше ТорвальдаТорвальдсона.

— «Лунный свет», пожалуйста. Бенни Гудмана.

— Моя очередь, старая задница. Я хочу услышать «Кошмар ледиМагоуэн» в исполнении Вуди Эрмана.

Херми наклоняется к ушку Ребекки:

— Никто не любит этого человека, но он всегда добиваетсясвоего.

— На этот раз у него не получится, — отвечает Ребекка. —Мистер Бернсайд, я хочу, чтобы вы…

Симфонический Стэн прерывает ее взмахом руки. Поворачиваетсяк обладателю неприятного голоса.

— Ничего не выйдет, мистер. Песня называется «Сон ледиМагоуэн», но сегодня я не взял с собой эту пластинку.

— Ладно, приятель, тогда «Мне не терпится начать» БанниБеригэна.

— О, как мне нравится эта песня, — восклицает Элис Уитерс. —Да, поставьте «Мне не терпится начать».

— С удовольствием, — говорит Симфонический Стэн нормальнымголосом Генри Лайдена, снимает с проигрывателя одну пластинку, ставит другую,из первой коробки, но когда поворачивается к микрофону, видно, что настроение унего заметно испортилось. — Я летал по миру на самолете, я готовил революцию в Испании.Мне не терпится начать. Посвящается очаровательной Элис и Тому, кто бродит вночи.

— Ты всего лишь обезьяна на шестке, — бросает Берни.

Из динамиков льется музыка. Ребекка похлопывает Херми поплечу и направляется к Чарльзу Бернсайду. Сталкиваться с ним ей не доводилось,но она всегда испытывала к нему отвращение. Теперь же он ее достал. И по голосуэто чувствуется.

— Мистер Бернсайд, вы должны немедленно извиниться передЭлис и нашим гостем. Вы — грубиян и нахал, поэтому, извинившись, вы отправитесьв свою комнату, где вам самое место.

Ее слова результата не приносят. Плечи Берни поникли, налице глупая улыбка, пустой взгляд устремлен в никуда. Похоже, он не можетвспомнить собственного имени, какой там Банни Беригэн. В любом случае ЭлисУитерс уже танцует, а Симфонический Стэн переместился к другому концу сцены истоит в конусе розового света, глубоко задумавшись. Пожилые пары кружатся поплощадке. Херми Ботчер жестами предлагает ей последовать их примеру.

— Я очень сожалею, что так вышло, — говорит она Стэну/Генри.

— Вам нет нужды извиняться. «Мне не терпится начать» былалюбимой мелодией моей жены. В последние несколько дней я много о ней думал. Вотэта просьба, можно сказать, и застала меня врасплох. — Он пробегает пальцами поволосам, вскидывает руки, вновь входя в роль.

Ребекка решает оставить его в покое. Собственно, она решаетоставить в покое всех. Сославшись на дела, извиняется перед Херми и, лавируясреди танцующих, направляется к выходу из актового зала. Каким-то образом Бернидобрался до коридора раньше. Подволакивая ноги, опустив голову, он держит курсна крыло «Маргаритка».

— Мистер Бернсайд, — говорит она, — вы можете дурить всех,но я хочу, чтобы вы знали, что меня вам не обмануть.

Старик поворачивается. Сначала перемещается одна ступня,потом колено, негнущаяся талия, вторая ступня, наконец, костлявое тело. ГоловаБернсайда висит на тонкой шее, демонстрируя Ребекке лысину, испещреннуюкоричневыми бляшками. Длинный нос торчит, как руль яхты. С той жемедлительностью голова поднимается, открывая мутные глаза и полураскрытый рот.Потом глаза вдруг загораются злобой, губы хищно растягиваются.

Не отдавая себе отчета, Ребекка в испуге отступает на шаг.

А губы Берни растягиваются все сильнее, в крайне неприятнойухмылке. Ребекке хочется убежать, но она злится, что выкажет страх перед этимнемощным стариком, а потому остается на месте.

— Леди Магоуэн приснился плохой, очень плохой сон, —сообщает ей Берни. Говорит он медленно, словно накачанный снотворным, вполусне. — И леди Софи приснился кошмар. Только ей — куда более страшный. — Онхихикает. — Король был в своем казначействе. Подсчитывал свои богатства. Этовидела Софи, когда засыпала. — Хихиканье становится визгливым, он произноситеще два слова, вроде бы «мистер Манчинг».

Потом нижняя челюсть вновь отпадает, Ребекка видит желтые,неровные зубы, меняется и лицо. Черты заостряются, в глаза вдруг возвращаетсяразум. — Вы знаете мистера Манчана? Мистера Манчана и его маленького другаГорга? Вы знаете, что случилось в Чикаго?

— Прекратите немедленно, мистер Бернсайд.

— А что вы знаете о Фрице Хаармане? Его еще звали Вампир,Вампир, Вампир Ганновера, да, да, да. У всех, всех, всех бывают кошмары, ха,ха, ха, хо, хо.

— Перестаньте так говорить! — кричит Ребекка. — Вам меня необмануть!

Но разум, блеснув в глазах Бернсайда, уходит. Они вновьмутные.

— Бам-бам, Берн-Берн.

— Ладно, обед в семь, если вы захотите есть, — говоритРебекка. — Идите к себе и поспите.

Берни бросает на нее тупой взгляд, медленно начинаетотворачиваться от нее, останавливается.

— Вы можете записать. Фриц Хаарман. В Ганновере. — Губывдруг изгибаются в озорной улыбке. — Когда король придет сюда, мы, возможно,потанцуем.

— Нет, благодарю. — Ребекка в ужасе отворачивается и, стучавысокими каблучками, спешит по коридору, чувствуя на себе неприятный взглядБернсайда.