Потрясающая наблюдательность!

— Потрясающая наблюдательность, — сказалая. — Всех остальных вы прощупали так же? Чиж смутился.

— Ну, речь сейчас не о них, а о вас. Конечно, мне быочень хотелось ошибиться и утешить вас тем, что ваша работодательница умерласвоей смертью. Пусть нелепой, но своей…

Цветы! Когда они успели прорасти в благодатной тьмеорганизма? Распуститься в желудке и набраться сил в печени?.. Я почти физическиощущала, как внутренние стенки моего тела покрывает цветочный ковер. Если я нис кем не поделюсь этой тайной, она убьет меня! Задушит пьянящим ароматом.

— Нет, Петя. Она не умерла своей смертью. Ее убили. Язнаю это точно.

— Да?

— Видите ли… Ей угрожали. Довольно долгое время.Сначала пришла записка.

— Какая записка?

— По почте. Конверт без обратного адреса. В конвертебыл листок с одной фразой: “Бойся цветов!” — распространяться о “суке” передпосторонним мне не хотелось. — Потом было несколько букетов — тоже безобратного адреса.

— А Аглая?

— Аглая отнеслась к этому достаточно легкомысленно. Онапосоветовала мне выкинуть дурные мысли из головы и не заморачиваться пустяками.В конце концов, на орбите каждой звезды обязательно найдется пара-тройкасумасшедших поклонников…

— Н-да. — Чиж сокрушенно покачал головой.

— Но это еще не все. Сегодня, когда я зашла к ней…Перед ужином… Кто-то подбросил ей в спальню цветок.

— Какой цветок?

— Тот самый, который теперь приколот к ее платью. Аглаярешила, что это подарок хозяина. Милая деталь, способная порадовать гостя.

— Да уж, милая!.. Почему же вы раньше не сказали обовсем?

Действительно, почему? Или это был подсознательный страх засвою собственную жизнь? Любое упоминание о цветочной записке стало бы сигналомдля убийцы: берегись, в живых остался человек, который знает чуть больше, чемвсе остальные! И кто даст мне гарантию, что яда у убийцы больше не осталось?..

— Почему не сказала? Потому что никому не пришло вголову спросить… Так какие соображения у вас имеются?

— Если это и убийство, то очень странное, —издалека начал Чиж.

Не более странное, чем записка трехмесячной давности.

— И чем же оно так вас удивило?

— Не знаю, как вам объяснить. — Чиж запустилпальцы в волосы. — Оно… Оно очень сложное! Оно какое-то.., придуманное!Яд, надо же! Нужно быть математиком со степенью, чтобы просчитать его иуберечься от случайностей. И еще. Чтобы совершить его, нужно быть по крайнеймере перворазрядником по прыжкам в длину!

— Вы полагаете?

— Конечно! Давайте попытаемся восстановить всю картину.Или, во всяком случае, ту ее часть, которая касается шампанского и кухоннойдвери.

— Давайте.

— Яд подсыпали в бутылку, вы согласны?

— Если это сделал не Ботболт, то да.

— Когда можно было подсыпать яд в бутылку, чтобы неотравить никого, кроме Канунниковой? Когда она разбила бокал, верно?

— Да.

— Итак, Аглая Канунникова разбивает бокал… Вы былирядом с ней, постарайтесь вспомнить, что произошло потом.

Я прикрыла глаза, стараясь восстановить в своем собственном,не очень-то податливом воображении события у шахматной доски.

— Значит, так. Аглая проиграла немцу в шахматы, но сосвоим поражением не согласилась.

— Она хорошо играет в шахматы?

— Она никогда не упоминала об этом. Возможно, онакогда-то и играла — с папой или с соседским мальчиком… Но никакой системы в ееигре нет. У немца, кстати, тоже. Это даже не любительский уровень.

— Вы разбираетесь в шахматах?

— Скажем, я имею об этом представление. — О своемразряде я предусмотрительно умолчала. — Мы отвлеклись. Аглая проиграла,вспылила, и примерно в это же самое время в зале появился Ботболт с шампанским.

— В это самое время или чуть раньше?

— Господи, я не помню точно… Но, в конце концов, вы жеснимали все это камерой!

Странно, что счастливая мысль о камере пришла мне в головутолько сейчас. Но еще более странной оказалась реакция Чижа. Он залилсякраской, как старая дева, в присутствии которой произнесли слово “минет”.

— Н-не думаю.., что это прольет свет…

— Как это — не думаете? Ведь вы же все время снимали!

— Боюсь, именно этот момент я упустил…

— Разве вы не должны были запечатлеть на пленкуписательниц?

— Я отвлекся… Интересно, на кого?

— ..давайте все же вернемся к шахматной партии,Алиса. — Чиж так отчаянно хотел реабилитироваться в моих глазах, что ротего повело в сторону, а кончик носа причудливо изогнулся.

— Ну, хорошо. Еще во время игры Аглая сообщилаБотболту, что хочет произнести тост. Ботболт отправился за шампанским.

— По-моему, в пятый раз за вечер.

— В шестой, — уточнила я.

— Ну, это не суть важно. Важно то, что когда онвернулся, то первым подошел именно к Аглае. Правильно?

— Да. Ведь это была ее идея… С тостом. Аглая снялабокал с подноса. То же самое сделал Райнер-Вернер. Ботболт отошел, и больше яза ним не следила. Очевидно, он отправился раздавать выпивку остальным гостям.

— Да.

— Не знаю, сколько времени ушло у Аглаи на препирательствос немцем. Может быть, минуту, может быть — чуть больше. Я только помню, что,когда Аглая выловила Ботболта на противоположной стороне зала, на подносеоставался один бокал.

— Его взяла ваша подруга.

— Да. Его взяла Дарья.

— Кстати, как давно вы знакомы?

— Много лет. Мы дружим еще с университета. Правда, впоследние годы мы редко виделись…

— Она ведь не жалует вашу работодательницу, насколько японял?

— Ну и что?

— Нет, ничего. Когда ваша подруга взяла бокал,оказалось, что Аглая Канунникова осталась без шампанского. И Ботболт отправилсяобратно на кухню. Сколько ему понадобилось времени, чтобы дойти до кухни инаполнить бокал шампанским?

— Не знаю… Минуты три? — неуверенно произнесла я.

— Да, он не очень-то расторопен. Впрочем, время легкоустановить при следственном эксперименте… — Чиж многозначительно поднял брови.Уж не он ли собирается проводить следственный эксперимент? — Итак, Ботболтвозвращается с отравленным шампанским на подносе. Аглая берет бокал, и к этомумоменту все присутствующие столпились вокруг нее. Ведь тост должна произнестиименно она… Поправьте меня, если я неточно изложил события.