– Мой отец действительно мертв? Это правда? – НервыДоры в конце концов не выдержали. Ее сотрясали рыдания. – Боже! Помогимне! – всхлипывая, шептала она, а потом вдруг закричала во весь голос: –Роджер! Роджер!..

Забыв о прежних опасениях, она осенила себя крестнымзнамением и долго сидела, не произнося больше ни слова и только судорожновсхлипывая. Однако страха в ней по-прежнему не было.

Я ждал. Но она плакала все горше и горше, а потом упаланичком и зарыдала с еще большим отчаянием. На меня она вообще не обращалавнимания.

Я медленно выбрался из угла и выпрямился. Высота мансарды вцентре позволяла стоять во весь рост. Обойдя лежащую на полу Дору, я наклонилсяи нежно обнял ее за плечи.

Она не сопротивлялась. Словно опьянев от неизбывного горя,она лишь мотала головой из стороны в сторону, судорожно всхлипывала и нервноскребла руками по полу, как будто в поисках опоры, чтобы подняться.

– Боже мой... Боже мой... Роджер! Роджер! Боже мой... –Только эти слова без конца срывались с ее губ.

Я взял ее на руки – легкую, почти невесомую, как пушинка,хотя для того, кто обладает такой силой, какой обладал я, вес не имеет значения– и понес к выходу из мансарды.

– Я знала... знала... я все поняла еще тогда, когда онпоцеловал меня, – сквозь слезы шептала Дора, прижимаясь к моейгруди. – Я была уверена, что вижу его в последний раз. Я знала...

Речь ее была бессвязной и неразборчивой, а вся она казаласьтакой маленькой и хрупкой, что я старался не прижимать ее к себе слишкомсильно. Голова Доры откинулась назад, и беспомощное выражение на этомпобледневшем заплаканном личике могло в тот момент заставить разрыдаться самогодьявола.

Я понес Дору вниз. Она лежала на моих руках как тряпичнаякукла, безвольная, лишенная способности сопротивляться. Остановившись передвходом в ее комнату, я почувствовал исходящее изнутри тепло и толкнул дверь.

Когда-то здесь, наверное, располагалась классная комната илиобщая спальня. В просторном угловом помещении с высокими окнами, выходившими надве стороны, было довольно светло благодаря уличным фонарям и фарампроносящихся мимо здания машин.

У дальней стены стояла узкая старая металлическая кровать свысокой прямоугольной рамой над ней, предназначенной для крепленияпротивомоскитной сетки, хотя никакой сетки не было. Скорее всего, эта кроватьдосталась Доре в наследство от монастыря. Белая краска, которой некогда быливыкрашены тонкие металлические прутья, кое-где облупилась. Я увидел множествокниг – они стояли на полках, стопки их располагались повсюду, многие сзакладками лежали раскрытыми на самодельных пюпитрах – и сотни реликвий ивсевозможных ценных предметов, принадлежащих Доре. Возможно, часть из них онаполучила в подарок от Роджера – до того момента, когда узнала о нем правду. Надеревянных рамах окон и дверных косяках я заметил какие-то записи, сделанныечерными чернилами.

Я положил Дору на кровать, и она уткнулась лицом в подушку.Все постельные принадлежности были такими чистыми, тщательно выстиранными ивыглаженными, что казались новыми.

Когда я протянул Доре свой шелковый носовой платок, она чутьповернула голову, взяла его, но тут же захотела отдать обратно.

– Он слишком красив, – объяснила она.

– Нет-нет, возьмите, – настоятельно попросил я. –Это пустяк. У меня таких сотни.

В нос мне снова ударил аромат менструальной крови. Ну да,конечно, у нее же месячные, и кровь скопилась внутри мягкой хлопковой прокладкимежду ног. Запах казался мне восхитительным – мысль о том, с каким наслаждениемя стал бы сейчас слизывать эту кровь, была неимоверно мучительной. Конечно, этоне кровь в чистом виде, но она составляет основу менструальных выделений, и я струдом сдерживал себя от искушения сделать то, что мы, вампиры, делаем довольночасто. Вы понимаете, о чем речь? Мы слизываем кровь с губ, что расположены уженщины между ног. Таким образом я мог бы напиться крови Доры, не причинив ейпри этом никакого вреда.

Однако сейчас, в таких обстоятельствах, подобный поступокбыл бы непростительным – мне казалось кощунственным даже думать об этом.

В комнате повисла долгая тишина.

Я устроился на деревянном стуле с прямой спинкой. Доранаконец поднялась и села на кровати, скрестив ноги. Она успела достатьоткуда-то коробку с носовыми платками и теперь без конца сморкалась и вытиралаглаза. Мой шелковый платок она по-прежнему сжимала в руке.

Ее крайне взволновало мое присутствие, однако страха она неиспытывала и была слишком погружена в собственное горе, чтобы по достоинствуоценить тот факт, что рядом с ней сидит живое доказательство справедливостиверований в существование сверхъестественных созданий – мертвец, в грудикоторого бьется сердце и который способен действовать как обыкновенный человек.У нее не было сил, чтобы осмыслить это сейчас, однако и забыть об этом она немогла. Ее бесстрашие было проявлением истинной смелости и отваги. Дору отнюдьнельзя было обвинить в глупости. Все дело в том, что в некоторых вопросах онаоказывалась настолько выше страха, что никакой трус просто не способен был этоосознать.

Люди недалекие, возможно, назвали бы ее фаталисткой. Но этоневерно. Она обладала способностью видеть далеко вперед – способностью, котораяпозволяла ей никогда не впадать в панику. Кое-кому только перед самой кончиной– когда игра окончена и родственники уже успели сказать последнее «прости» –удается постичь идею неизбежности собственной смерти. А Дора всегда и всевоспринимала именно с такой трагической, роковой и в то же время совершенноправильной точки зрения.

Я старательно смотрел в пол. Нет, я не должен позволить себевлюбиться в Дору.

Желтоватые – цвета янтаря – сосновые доски были тщательноотшлифованы, покрыты лаком и натерты. Очень красиво. Со временем весь дом,должно быть, будет выглядеть именно так. Красавица и Чудовище... А уж чтокасается чудовищ – я имею в виду настоящих, – то я действительнопотрясающий экземпляр.

Мне было очень стыдно за то, что в минуты горя и страданий яспособен думать о том, как хорошо было бы танцевать с Дорой здесь, в просторныхзалах и коридорах. Мысли о Роджере и пришедшие следом за ними воспоминания опреследователе, о твари, которая меня ждет, быстро вернули меня кдействительности.

Я бросил взгляд на рабочий стол Доры. Два телефона,компьютер, стопки книг, на самом уголке – маленький телевизор с экраном неболее четырех-пяти дюймов, предназначенный исключительно для работы, то естьдля связи с остальным миром с помощью присоединенного к задней панели толстогочерного кабеля.