Существовал только Свет. Он заполнял все видимоепространство и показался мне вдруг столь прекрасным, что я утратил ощущениереальности и перестал чувствовать даже собственное тело, лишившееся веса иформы. Оставалась лишь пугающая инерция падения, словно напоминающая осуществовании земного притяжения, которое неизбежно приведет меня к гибели. Волнаголосов захлестнула меня с головой.

– Но они же поют! – воскликнул я.

Я застыл без движения.

Постепенно я осознал, что лежу на полу, почувствовал подсобой шероховатую поверхность ковра, ощутил запах мастики и пыли – запах своегодома. И понял, что мы по-прежнему находимся в той же комнате.

Он сидел в кресле Луи возле письменного стола, а я лежалрядом с ним на спине, уставясь в потолок, и грудь мою разрывала нестерпимаяболь.

Я сел, демонстративно скрестив ноги, и посмотрел на неговызывающим взглядом.

– Да, в этом действительно есть смысл. – Он был явнопоражен и озадачен.

– В чем именно? О чем ты?

– Ты столь же силен, как и мы.

– Да нет, едва ли, – в ярости ответил я. – У меняне вырастают крылья. И я не могу заставить звучать музыку.

– Можешь. Ведь ты вызывал видения у смертных. Ты способензаворожить, околдовать их своими чарами. В тебе не меньше силы, чем в нас. Исейчас ты достиг очень интересной стадии своего развития. Я был уверен, что неошибся в тебе. Ты вызываешь во мне благоговейный страх и глубочайшее почтение.

– Чем? Своей независимостью? Позволь мне кое-что сказатьтебе, Сатана, – или как там тебя еще величают...

– Не смей называть меня так – я ненавижу это имя!

– Прекрасный повод, чтобы в беседах с тобой повторять егоснова и снова.

– Меня зовут Мемнох, – невозмутимо произнес он. –Мемнох-дьявол. И я прошу тебя запомнить это имя. – Он сделал едва заметныйумоляющий жест.

– Мемнох-дьявол.

– Да, именно так я подписываюсь в случае необходимости.

– Так вот, ваше королевское величество, Повелитель Тьмы. Яне стану помогать вам ни в чем. Я не ваш слуга.

– Мне кажется, я могу заставить тебя изменить своерешение, – ровным тоном ответил он. – Полагаю, ты все поймешь ибудешь на многое смотреть с моей точки зрения.

Я вдруг почувствовал слабость, почти полное бессилие, и меняохватило отчаяние.

Ничего удивительного.

Я перевернулся, уткнулся лицом в согнутую руку и заплакалкак ребенок. Я умирал от изнеможения, чувствовал себя беспомощным и несчастными единственное, в чем находил удовольствие, это в плаче. Ни на что иное я былпросто не способен и потому полностью отдался во власть безудержных рыданий.Вскоре, как и любой совершенно измученный горем человек, я ощутил глубочайшееоблегчение. Мне было все равно, кто видел или слышал меня в тот момент. Я плакалне переставая.

Знаете, у меня есть собственное мнение относительно плача.Мне кажется, некоторым людям стоит научиться этому трюку. Но уж если вы умеетеплакать по-настоящему, то с этим умением не может сравниться ничто. Мне жальтех, кто до сих пор не освоил эту нехитрую премудрость. Она сродни свисту илипению.

Как бы то ни было, тогда я был слишком несчастен, чтобыобрести утешение в том кратком миге облегчения, которое подарили мненеудержимые и беспорядочные всхлипывания и соленые кровавые слезы, катившиесяпо моим щекам.

Я вспомнил, как много лет назад вошел под своды Нотр-Дам, амерзкие маленькие вампиришки, Дети Сатаны, укрылись во тьме вокруг собора иподжидали меня. Я вспомнил о своей смертной жизни, о Доре... Я думал об Армане– бессмертном мальчике, стоявшем во главе общества Детей Сатаны, обитавшегоглубоко под склепами парижского кладбища, о мальчике, который возомнил себятемным святым и заставлял своих одетых в лохмотья подданных-кровопийц мучитьлюдей, нести им смерть, сеять среди них страх и, подобно эпидемии, одну задругой уносить их жизни. Я буквально задыхался от рыданий.

– Это неправда, – кажется, твердил я. – Нет ниБога, ни дьявола. Это неправда!

Он не отвечал. Я вновь перевернулся и сел, вытирая лицорукавом. Носового платка не было, ведь я отдал его Доре. Я почувствовал слабыйзапах, исходящий от моей одежды, от груди, к которой девушка прижималась,сладостный аромат ее крови. Мне не следовало оставлять Дору в таком отчаянии.Господи, я обязан был позаботиться о ее покое, о ее душевном равновесии! Чертпобери!

Я взглянул на Мемноха.

Он сидел все на том же месте, положив руку на спинку креслаЛуи, и молча наблюдал за мной.

– Ты не собираешься оставить меня в покое, правда? – совздохом спросил я.

Мой вопрос, казалось, захватил его врасплох. Он рассмеялся,и лицо его при этом выражало скорее дружелюбие, чем полное равнодушие.

– Конечно нет, – негромко произнес он, словно не желаявновь довести меня до срыва. – Послушай, Лестат, я много столетий искалкого-нибудь вроде тебя. Я много веков ждал именно тебя! Нет, боюсь, я ненамерен оставлять тебя в покое. Но я не хочу, чтобы ты страдал и мучился. Какмне успокоить тебя? Быть может, я должен совершить какое-либо маленькое чудо?Или подарить тебе что-нибудь? Что сделать, дабы мы могли продвинуться дальше?

– А куда и каким образом мы, черт возьми, можемпродвинуться?

– Я тебе все объясню. – Он широко развел руки и слегкапожал плечами. – И тогда ты поймешь, почему я должен выиграть.

– Суть в том... в том, что я могу отказаться отсотрудничества с тобой, не так ли?

– Вот именно! Никто не в состоянии помочь мне, если будетдействовать не по собственной воле. А я устал. Я утомлен этой работой. Инуждаюсь в помощи. Когда твоему другу Дэвиду случайно довелось стать свидетелемнашего явления, эту часть разговора он понял совершенно правильно.

– А ваше явление Дэвиду действительно было случайным? Дэвидне должен был видеть тебя и Бога вместе?

– Мне трудно сейчас что-либо тебе объяснить. Практически этоневозможно.

– Сделав Дэвида одним из нас, я что, расстроил какие-то твоипланы?

– И да, и нет. Суть в том, что Дэвид верно уловил смыслнашей беседы. Моя задача трудна, и я очень устал! Что же касается некоторыхдругих предположений Дэвида, связанных с тем видением... – Он покачалголовой. – В общем, ты именно тот, кто мне сейчас нужен, и крайне важно,чтобы ты, прежде чем принять окончательное решение, увидел все собственнымиглазами.