Конечно. Костя Шлыков один из самых модных и талантливыхстилистов. Со своих клиентов мастер дерет бешеные деньги, но игра стоит свеч.Парочка моих подруг изменились до полной неузнаваемости, сменив по его приказумакияж. Записываются к Шлыкову за полгода, но ради Маруси Константин, конечноже, сделал исключение. Он обожает мою дочь и повторяет:

– Эх, Манька, будь я помоложе, точно б женился на тебе.

Но дочь тихо хихикает, слыша подобные признания.

Яркая «голубизна» Шлыкова хорошо известна в нашем кругу.Просто Машка раз и навсегда купила его сердце своей непредсказуемойправдивостью. Произошло это пару лет назад на моих глазах.

В тот день я привела к Косте одну свою провинциальнуюродственницу, которую требовалось срочно выдать замуж. Мы вошли в салон ровно втри. Шлыков терпеть не может, когда клиенты опаздывают, и безжалостноотказывается заниматься с теми, кто не слишком точен. Вот и постарались явитьсязагодя.

В салоне бушевал скандал. Весьма пожилая морщинистая дама,вся в жемчугах и бриллиантах, гневно выговаривала Косте:

– Просто безобразие! На кого я похожа?

– По-моему, очень мило, – тянул Костя, слегка поправляярасческой пышно начесанные кудри. – Элегантно, лаконично…

– Хотела краску в три цвета, – не успокаивалась клиентка, –каштановый, золотистый и розовый колер.

– Вам не пойдет, – вздохнул Шлыков, – слишком молодежныйвариант.

– Намекаете на возраст! – взвилась тетка, угрожающе краснея.

– Что вы! – воскликнул мастер. – Ну не наденете же выкожаную куртку-косуху и башмаки «танки».

– Почему бы и нет? – возразила дама.

Шлыков растерялся. Пока он думал, как лучше ответить, вразговор влезла Маня:

– А помните, фильм показывали, комедию с Пьером Ришаром? Тамеще одна женщина, тоже старушка, на роликах каталась, а ее в сумасшедший домзабрали!

Клиентка побледнела и принялась беззвучно открывать изакрывать рот. Я дернула Марусю и краем глаза заметила, как маникюрша Наденькаотвернулась к окну, еле-еле сдерживая смех. Но Маша ничтоже сумняшеся вещаладальше:

– Вот так и вас, бабушка, с розовой головой и рокерскойкурткой могут…

– Марья, – зашипела я, – захлопнись.

– А чего? – удивилась Маня.

– Безобразие, – четко произнесла престарелая кокетка, –больше ни ногой в этот вертеп! И платить не стану.

Резко повернувшись, она вылетела за дверь.

– И звините, – залепетала я, – дочка не всегда умеетсдерживаться. С удовольствием оплачу работу, вы ведь из-за нас лишились денег…

Но Шлыков отрицательно покачал головой и захохотал так, чтов салоне задрожали стекла. Переставшая сдерживаться Наденька вторила емутонюсеньким дискантом.

– Ой, не могу, – утирал Костя слезы, – ну, Машка, иди сюда,дай я тебя поцелую! Сколько лет мечтал сказать старой жабе правду и не мог!Сначала интеллигентность душила, потом жадность! Ну спасибо, уважила.

– А Шлыков, – тарахтела Маня, подпрыгивая от восторга, –поглядел на Варьку и сказал: «Совсем не обязательно делать операцию. Можноспрятать недостатки». И вот – глядите. Лоб скрыли под челкой, на нос очкинацепили, обувь велел на каблуках носить, чтобы ноги казались длинней. Ивообще, юбки ей следует носить короче некуда!

– Почему? – спросила тихо Таня.

Я угрожающе подняла палец, но Машка, не останавливаясь,ляпнула:

– Потому что все станут на коленки пялиться и никто морды незаметит.

В столовой повисла тишина.

– Это Костя так сказал, – влезла в разговор Варя, – кстати,вот…

И она сунула матери под нос розовую бумажку с вензелем КШ.

Таня принялась разглядывать счет, я воспользовалась моментоми, подмигнув Мане, пошла в спальню.

1247-я больница выглядела крайне убого: масса неказистыхдомиков, разделенных узкими дорожками. Решив, что больную с инсультом, скорейвсего, должны были положить в неврологию, я пошла искать нужный корпус. На путипришлось преодолеть целую полосу препятствий: пролезть в щель между прутьямизабора, пробраться по узкой доске через довольно глубокую канаву, пройти натретий этаж по ужасающе скрипящей лестнице без перил… Словом, когда взор уперсяв приколотую табличку «Неврология», мне смело можно было вручать значок «ГТО».

Внутри корпус выглядел не лучше, чем снаружи. Клиникустроили в тридцатые годы и, очевидно, с той поры ни разу не ремонтировали.Широкий коридор радовал глаз «бодрящим» темно-зеленым колером стен. Двери палатстояли открытыми настежь, и виднелись тесно поставленные железные койки. Где-тометров через пятьдесят коридор расширялся, превращаясь в некое подобие зала.

У окна громоздился длинный стол-конторка с компьютером. Двемедсестры сосредоточенно раскладывали по пластмассовым лоточкам разноцветныепилюли.

– Здравствуйте, девочки, – бодро сказала я.

Они даже не повернулись.

– Скажите, где можно узнать, у какого врача лечилась ЕленаКостина?

Медсестры молчали.

– У вас есть справочное бюро?

Одна из медичек отмерла и, смерив меня с ног до головыуничтожающим взглядом, процедила:

– Во всяком случае, мы там не работаем.

Я покосилась на компьютер.

– Может, информация в машине?

– Умные все какие стали, – вздохнула другая девица, – прямоСократы.

– А уж наглые! – подхватила другая. – Тут рук не хватает,так нет, давай этой искать информацию!

Они вновь занялись таблетками. Из палаты, расположеннойнапротив, вылетела еще одна девчонка в кургузом, колом стоящем на телехалатике. Я демонстративно вытащила из кошелька двадцать долларов и пропела:

– Подскажите, как найти доктора, лечившего Елену Костину?

Медсестра взяла зеленую купюру и вежливо осведомилась:

– Знаете, когда она у нас лежала?

– Почти три года тому назад, в июне.

«Подвижница» схватила мышку и начала поиск.