А кстати, почему они решили, что Дмитрий неженился бы на Лёле, узнав про ребенка? Да в ту же минуту поволок бы ее в загс!Он вообще-то и раньше собирался, но потом… рассобирался, так сказать. Что-тотакое появилось в их отношениях, надлом какой-то, Лёля то дулась,отмалчивалась, то начинала плакать и жаловаться, что Дмитрий получил от нее чтохотел, а теперь охладел… Господи, ну в самом деле – до чего же пошлая история!Он хотел ее до одури, до изнеможения, он готов был горы свернуть и землюопрокинуть, чтобы она сдалась. Тогда его злило ее упрямство, осторожность, онискренне думал: ну какая разница, когда это произойдет, до или после свадьбы,если и без слов ясно, что они всегда будут вместе, что они созданы друг длядруга! И вот наконец это свершилось, и все оказалось в тысячу раз лучше, чем оножидал, но потом… Конечно, во всем виновата та старая история, она егоотравила! Забродили в голове всякие мысли, вроде бы отрезвляющие, а на самомделе ядовитые: если она так легко, так сразу (ну ладно, пусть не легко и несразу, но все-таки!) легла с тобой в постель, значит, могла лечь и с любымдругим, кто оказался бы настойчивее, может быть, дело всего лишь в том, что унее просто не было настойчивых парней, настоящих мужиков… а может, их и вовсене было, может, она потому и прикипела так к Дмитрию, что у нее раньше не былоникого, никто на нее не обращал внимания, а тут вдруг такое знакомство, нупрямо дамский роман! Глупо, конечно: и то, что Лёля оказалась доступна для него– плохо, и то, что прежде она вела чуть ли монашеский образ жизни, – тожеплохо, да? Дмитрий и смеялся над этой путаницей мыслей, и ругал себя за них, ноничего не мог с собой поделать. Нет, наверное, он все-таки женился бы на Лёле.Сердцем-то чувствовал, что другой такой просто нет, что нашел-таки свою,родную… но ему нужно было время, чтобы все обдумать, разложить в голове пополочкам, смириться с новым поворотом в судьбе. Это он только на ЧС умелпринимать мгновенные решения, а в жизни… Юра Разумихин называл егобыстросчетчиком, но про себя Дмитрий знал, что он сущий тугодум. Вдобавок Лёлянервировала его своим нетерпением, да и работа, строго говоря, вообще неоставляла времени для спокойных, положительных размышлений и взвешенныхрешений. Он чуял холодок, наступивший между ними, но ничего не мог исправить.Или не хотел? Считал, что во всем прав, а измениться должна Лёля, и тогда в ихотношения вернется прежняя счастливая гармония?

Ну ладно, он был не прав, Андрей его убедил.Но Лёля тоже не должна была так с ним поступать! Она не имела права принять торешение одна! Дмитрий точно знал, когда это случилось. Когда он драпал от «женыгосподина своего», «быстрей, чем заяц от орла», и не пришел на свидание. Онпомнил – он долго будет помнить! – тот сигнал на пейджер… Да как онамогла?! Ничего не объяснив, не оставив никакого шанса, из-за пустячной обиды –пойти и убить человека… человечка… Та вертихвостка из Центра крови сказала,мол, шесть недель было. Его ребенку было шесть недель…

От таких мыслей вскипала в сердце чернаякровь. Это был и его ребенок тоже! Не сама же Лёля его себе пальцем заделала,не ветром же надуло! Или… ветром? Или она так поспешила с абортом, потому чтознала доподлинно: к этой беременности Дмитрий не имеет ни малейшего отношения,а главное, его не удастся убедить в том, что имеет?

У него голова шла кругом от этих догадок,сомнений, предположений. Иногда ненавидел себя, иногда – Лёлю. Чаще, наверное,ее… но и себя – тоже часто, особенно когда понял, что совершенно не верит в этиизмышления насчет «ветра», что с радостью узнал бы о ребенке, особенно послетого, как тот мальчишка…

Вот в чем было дело! Вот почему он такозлобился, когда съездил в Центр крови и узнал про аборт! Он, Дмитрий, пыталсяспасти жизнь чужого ребенка, чужого сына – и не смог. А Лёля сама,хладнокровно, убила его собственного ребенка – и ее, между прочим, тоже! Можетбыть, это даже была дочка…

Он хотел нагрянуть в деревню сразу же послеразговора с Андреем, но выпала срочная командировка в Выксу, где взорвался газ,уничтожив двухэтажный дом…

Дмитрий измучился на том ЧС. Там тоже погиблидети: именно к двум часам, когда рвануло, собрались гости, ребятишки с мамами,на маленький юбилей: девять лет исполнилось Оксане Самохваловой. Из десятигостей погибло трое маленьких, трое взрослых. Среди них были и Оксана с мамой…«Ой, Таня, ты счастливая! – надрывалась одна из чудом выживших гостий,глядя на хозяйку, лежащую рядом с мертвой дочкой. – Ой, ты счастливая,Татьяна!» Там же, под стеной, куда складывали трупы, положили и сынка этойженщины. А она осталась жива… И завидовала мертвой.

И дедок с первого этажа, виновник всего этогокошмара, обрекший людей на горе, слезы, отчаяние и бесприютность, тоже осталсяжив! Нет, потом-то он умер, все-таки обожгло его сильно, но два дня прожил. Ещебы не обожгло! Он ведь решил поставить чайник и открутил кран на трубе, давспомнил, что она не подключена к плите. Зять хотел переставить плиту, однако,не найдя подходящего колена, отложил ремонт, строго-настрого заказав дедуоткрывать газ. И запил, сукин сын! Проклиная зятя, дед поставил греть воду настаренькой плитке, забыв закрутить кран на газовой трубе. И плитку он тожезабыл выключить…

Почему-то ни у кого из спасателей не было кнему жалости, к этому старику. Надеялись только, что он перед смертью успелузнать о том, что содеял! Но ничего – если не успел, то ему напомнят там.Сразу, первым же делом, объяснят, почему влекут не в рай для пенсионеров, а вад. И Лёле когда-нибудь тоже объяснят, мрачно надеялся Дмитрий. А может быть… аможет быть, и ему тоже?

Громом небесным ударили вдруг литавры. Дмитрийи Марина Алексеевна, погруженные каждый в свои невеселые думы, испуганнопереглянулись, чуть ли не подскочив.

– Ах да, – сказала Марина Алексеевна,слабо проведя рукой по бледному лбу. – У нас же сегодня похороны. Соседаубили… Мне бы надо пойти, неудобно… Ой, подождите, я посмотрю, как там Витя,еще разволнуется…

Она приподнялась, но снова опустилась налавочку и замерла, уставившись на забор. Через невысокий штакетник было отличновидно, как толпа, собравшаяся там, выстраивается в шеренгу; как ставят междуними четыре табурета, на который воздвигнут гроб, чтобы покойный простился сулицей. И вот, перекрывая фальшивую трель трубы, уже взвился первый возгласплакальщицы.

На мгновение Дмитрий ощутил неприязнь к этойженщине, которая даже перед лицом чьей-то смерти заботится только о своейсемье, своем муже. Ну, болен, да мало ли кто чем болен, главное – жив все-таки!Ну, чего же сидит, не бежит к своему Вите, не кудахчет над ним, как небоськудахтала всю жизнь над Лёлей?