Ребенок хихикнул:

– Конечно, девочка. Меня Олеся зовут. А папазовет просто Леся. Мне семь лет, а тебе?

– Двадцать пять.

– О, да ты почти такая же старая, каквсе! – разочарованно протянула Олеся. – А ты здесь для меня?

– Как это? – настороженно спросила Лёля,выпрямляясь.

– Ну – как? – удивилась Олеся. – Мнеже скучно бывает. И папа иногда мне кого-нибудь привозит. Недавно здесь былаЮля. – Девочка вздохнула. – Юля была такая хорошая, она научила меняв куклы играть. Я раньше, до Юли, была такая глупая! – Олеся тоненькорассмеялась. – У меня знаешь сколько кукол! Ого! Сто, сто, правда! –горячо выкрикнула она, хотя Лёля и не думала спорить. – Звери всякие, воттакие, – подняла руку над головой, – и куклы-девочки, куклы-тети. Ноя раньше думала, что они просто так должны сидеть. Юля меня научила играть, какбудто я мама, а куклы – дочки. Но я не люблю играть в маму, потому что придетсяуходить в рай, а куклы останутся одни. Лучше играть в гости, в школу…

– Ты ходишь в школу?

– Нет. – Девочка тяжело, печальновздохнула. – Мне нельзя. Да и куда? В деревне школа есть, но доктор боитсяменя отпускать к детям. Ну и вообще… – Она задумчиво поковыряла тапочкойковер. – Нет, я не люблю учиться. Хотя с Юлей было интересно, я бы,наверное, согласилась, но Юля ушла в деревню… – Олеся опять вздохнула.

Какая-то Юля учила девочку… Так, может, и она,Лёля, привезена сюда для той же цели? Тогда похитители полные идиоты. Нашликого похищать! Лёля даже в школе ни дня не работала. Ошибка, что ли? Ошибка,которая скоро разъяснится? Но при чем здесь тогда очищение организма? Илиучителей для девочки подбирают с учетом чистоты крови, расовой принадлежности?Ну, с этим у Лёли вроде бы все в порядке – если Олеся русская, конечно. Если женет… Лёля не выдержит отбора.

Эти мысли мгновенно пролетели в голове. Ноглавным было другое: неведомая Юля ушла в деревню! Значит, отсюда можно уйти!Значит, отсюда отпускают или выгоняют – очевидно, не справившихся? О господи,да ведь у Лёли вечно все валится из рук, это всем известно, у нее накладныечерез одну с ошибкой выходили, нет на земле дела, с которым она справилась бы,ее надо выгнать прямо сейчас! В деревню, в глушь, в Саратов… в смысле в НижнийНовгород!

Она с трудом сдержала нетерпеливоевосклицание. Вряд ли такие вопросы решает девочка. В конце концов, не оназавезла сюда Лёлю. Но вот о чем непременно надо спросить…

– Слушай, Олеся, а как ты попала в мою комнату?У тебя что, ключ есть? И где твоя комната? Как бы посмотреть на твоих кукол? Ятоже люблю играть. Мы можем устроить кукольный бал.

– А что такое ключ? – спросила девочка.

Лёля недоумевающе уставилась на нее. Этошутка? Или ребенок правда не в себе?

– Это то, чем ты открыла мою дверь иэту, – пояснила терпеливо. – Такая металлическая штучка… палочка… –Оказывается, самые простые вещи описывать труднее всего.

– Волшебная палочка? – обрадоваласьОлеся. – Да, Юля тоже говорила, что здесь все двери открываются как бы помгновению волшебной палочки.

– По мановению, – машинально поправилаЛёля.

Но девочка нетерпеливо отмахнулась:

– Нет, по мгновению, мне так больше нравится!Юля говорила: по мгновению волшебной палочки, будто в заколдованном дворце! Аты догадалась, что к тебе сегодня приходила заколдованная принцесса? И тыубежала, как Людмила, а потом блуждала в заколдованном саду.

Лёля беспомощно смотрела на странного ребенка:

– Это ты, что ли, была заколдованная?

– Ага, – счастливо кивнула Олеся. –Я влезла в шкуру своего медведя. Он раньше был чем-то набит, как все игрушки,но дядя Илюша его выпотрошил, чтобы я могла наряжаться медвежонком. Я таквсегда играла, еще когда у дяди Илюши жила. Однажды папа меня искал, искал, а яв шкуре сидела, меня туда Асан спрятал.

Лёля вспомнила, как собиралась шарахнутьневедомого ночного гостя креслом. Это же надо, сколько страхов она натерпеласьот невинной детской шалости! А эта девчонка случайно не родная сестричка вождякраснокожих? Похоже на то…

– Ты испугалась! – радостно блестяглазами, воскликнула шалая девчонка. – Вот здорово!

«Ах ты, садистка малолетняя!»

– Если ты испугалась, значит, доктор тожеиспугается. И Толик! И староста из деревни! И Любка! Они испугаются и помрут отстраха! Все помрут!

В голосе девочки зазвенели истерические нотки.Она нервно стиснула кулачки, и Лёля безотчетно шагнула вперед и, обняв Олесю,крепко прижала к себе.

– Лучше не надо, – шепнула, со смешанным,незнакомым чувством вдыхая теплый детский запах. – Я струсила, потому чтоженщина, а мужчины покрепче, их так просто не испугаешь, еще и тебе достанется.

А жаль, мелькнула мысль. И еще: хоть один,хоть маленький, но появился у нее союзник в этом пугающем местечке! Олеся тожененавидит доктора – за что, интересно знать?

– Достанется? – Девочка, доверчивоприльнувшая было к Лёле, вырвалась и глянула с надменным, недетским выражением:– Мне?! Да меня и пальцем никто не тронет! Я слышала, как Любка говорилаТолику, что с удовольствием придушила бы эту девчонку, меня значит, но что унее и у всех остальных здесь руки коротки. Мой папа им тогда всем головыпоотрывает и на помойку выбросит.

Она вдруг зевнула, как звереныш, –сладко, во весь рот, смешно потянулась.

– Ой, ну ладно, я уже спать хочу. Пока!

И, махнув Лёле, двинулась к двери.

– Погоди, – растерянно окликнулаЛёля. – А там, наверху, комната… она открыта?

– Ах да, – девочка устало побрела клестнице. – Ты же без меня туда не попадешь. Пошли.

– Ты можешь дать мне ключ, – сновавзялась за свое Лёля, но тут же вспомнила, что девочке незнакомо это слово.

– Нет, дверь открывается сама. Встанешь передней, как лист перед травой, скажешь: «Избушка, избушка, стань к лесу задом, комне передом!» А потом еще: «Сезам, откройся!» Дверь на тебя посмотрит иоткроется. Это чтоб войти. А выйти можно, если только двери кто-нибудь откроетснаружи.

У девочки заплетались ноги, голос был совсемсонный. И бормотание тоже напоминало бред полуспящего человека. Так что Лёля неповерила своим глазам, когда Олеся встала перед дверью в конце второго этажа,откинула со лба челку и с серьезным, требовательным выражением уставилась наэту самую дверь.