К Флане Млад тоже привык, но не удостаивал вниманием,  и всадница относилась к нему так же. С тех пор как прибыли мэзы, она дежурила чаще, и в такие дни поднималась в  комнату  к ночи, уставшая донельзя.  Встречая девушку, я каждый раз заставляла ее переобуваться, стаскивала с нее грязные вещи, указывала на подготовленную заранее теплую воду и мыло,   и следила, чтобы девчонка хорошенько умылась. Раз в неделю я обязала Флану принимать ванну, а после сама обрабатывала ее ожоги мазями, чтобы скорее зажили и без шрамов.

Всадница сначала очень неохотно и даже агрессивно воспринимала мою заботу, а потом привыкла и  сама начала просить меня постричь ей аккуратно волосы. Я периодически состригала отрастающие окрашенные сухие патлы Фланы и придавала им форму. Свой цвет волос у девушки был темный, и он изумительно подчеркивал ее холодные  ярко-голубые глаза.

Мне хотелось пробудить в Флане женственность, и я не скупилась на комплименты, убеждая ее, насколько у нее необычная  в лучшем смысле внешность, но девушка реагировала на них болезненно и огрызалась: собственная красота ее ничуть не радовала, даже угнетала. Это, конечно, следствие того, что сделал с ней Вазраг, и того, что она бесплодна: она вбила себе в голову, что  не является женщиной и поэтому ее красота бесполезна. Флана выбрала «быть мужчиной»  и стремилась к тому, чтобы стать сильной физически, опасной, внушать страх, главенствовать…  Физически у нее были для этого все данные. Но и только. Умом и поведением она оставалась подростком – двадцатилетним,  почти двухметровым – но все же подростком, обидчивым, капризным и задиристым.

Она знала, что я каждый день пью, морщась, какой-то отвар, и подозревала, что я вижусь с Зеном. После того случая с Артой я долго ей рассказывала,  что это я  украла гуи, что сама возилась с ним, и поэтому мне так хотелось побыть с «птичкой» тогда. Флана послушала меня да ответила:

— Не заливай. Не к Арте ты хотела, а  к Зену.

Я опешила, а всадница продолжила:

— Я ж не слепая, Ира. Он тебя жрет глазами, иногда аж думаешь: вот как возьмет да при всех нагнет… а тебе это нравится. Он ж твой хозяин был.  Я знаю, каково это… Влечет, даже если это дурно.  Вы только Ванде не попадитесь, а то она живо с вас шкуру-то спустит. Да и против богов вы идете… Им угодны ритуалы, а не эти ваши  случки.

— Случки?

— Да. Неправильно это, стыдно, грязно, без божеского благословения, без молитвы…  ты не думай, я и сама виновата. Мы все, люди, такие, потому и прокляты. Надо молиться и быть благодетельными и тогда нас, может быть, простят.

Я кивнула с задумчивым видом, как делала всегда, когда местные заводили разговоры о богах. Я уже потеряла надежду вызнать что-то практическое ценное,  а религиозные бредни о смирении сводили с ума, особенно в исполнении Тредена. Но меня заинтересовала  проскользнувшая  в разговоре фраза-откровение Фланы.

«Я знаю, каково это… Влечет, даже если это дурно». Девушка сравнила мои отношения с Зеном с тем, что делал с ней Вазраг.  Она считает  его своим хозяин, а  Зена – моим. До сих пор.

— Так что не ври мне, —  попросила Флана. — Раз делаешь дурное,  будь смела признать это.

Меня покоробило.

— Дурное делал Вазраг, Флана. Это ему надо бояться гнева богов, а не мне и не тебе.  Если они, боги эти, справедливы…

— Справедливы.  Каждый получит по заслугам.

«Интересно,  — подумала я.  — Если верить в то, что каждый получит по заслугам, то что же тогда боги уготовали мне?» Заметив, как я напряглась, Флана шлепнула меня по  плечу и сказала:

— Ты не сердись, я это так, немножко побурчала, я знаю, что ты хорошая. Кстати, чего-то Кетней перестал приходить. Видать, спугнул его Зен!

Я нервно улыбнулась. Как же, Зен спугнул…

Флана дежурила в тот день, а Тредена загрузили в крепости по работе, так что погулять с Младом он не мог. Прежде чем выпустить волка в наш темный, сырой, узкий коридор,  по которому ходили только трое – Я, Флана да Треден, я вышла сама да осмотрелась со стеклышком. Не углядев ничего и никого подозрительного, я повернулась к двери, чтобы открыть ее.  Кто-то схватил меня одной рукой за талию, а другой плотно зажал мой рот. Испуг был резким и острым, как удар ножом, который не ждешь.

— Что будешь делать, если тебя схватят так?  — жарко прошептал мне на ухо Зен, убирая руку с моего рта.

Я ударила его локтем в живот.

— Не впечатляет,  — произнес желтоглазый и  сам открыл дверь.  Войдя внутрь вместе со мной, он потрепал Млада по голове и выпустил в коридор с приказом:

— Стереги.

Понятливый зверь выскользнул за дверь, а Зен ее закрыл. Я все еще оставалась несвободной  и злилась по-настоящему, не столько потому, что  мне устроили такой розыгрыш, столько потому, что была неприятно поражена тем, насколько легко меня уволочь куда-то…

Зен развернул меня лицом к себе. Выражение его лица было игривым, а в глазах горели огоньки веселья. Я не стала в отместку еще раз пихать его в живот, и ограничилась предупреждением:

— Еще раз так сделаешь, и я тоже тебя неприятно удивлю.

— Как?  — произнес он насмешливо, склоняясь ко мне, чтобы поцеловать. Я отвернулась, и тогда он  легонько прихватил зубами мою шею. Он любил это, немножко прикусить меня, нависнуть, показать, что сильнее. Это было в нем неискоренимо.

— Способов предостаточно. Поверь, я себя защищать умею.

— Верю,  — проговорил,  продолжая меня покусывать и спускаясь к плечу.  Я хотела сказать, чтобы он отпустил меня, и что я не настроена сегодня на это все, но он и сам меня отпустил.  

— Мы не договаривались о встрече. Что ты делаешь здесь в такое время, тебя же могут увидеть! И к чему была эта дурацкая выходка? Забыл, какая я нервная?

— Любого можно застать врасплох. Но ты слабая женщина, и половина Утхада мечтает тебя проучить.

— Одна я не выхожу, а в коридоре в последнее время постоянно сидит Млад.

— А если  его не окажется рядом? Даже какой-нибудь мальчишка лет пятнадцати тебя сильнее и может сделать с тобой, что угодно, если выпадет возможность.

— Ничего он не сделает. Его за это накажут.

— Не накажут, если это произойдет в темноте и ты не сможешь описать его. А ты не сможешь, потому что плохо видишь.

— К чему ты клонишь, Зен?

Он неторопливо подошел к камину и сел на стул перед ним. Я уселась на соседний стул.

— У тебя нет другого оружия кроме ума. Не помешало бы что-то еще. Например, ведунство. Помнишь о книге в покоях старухи?  Я просмотрел ее.

— Когда? Как?

— Пришлось  почаще  подниматься к Вандерии под разными предлогами,  — улыбнулся  Зен.

— Это под какими такими предлогами тебе удается постоянно приходить к комендантше?

— Бесстыдно требую от нее золота,  разрешения летать, собственные покои. Раздражаю, злю, веду себя как невыносимый нахал, но она млеет.