Я начала подниматься, и не смогла удержаться от еще одного тягучего стона боли.  Хорошо же меня по ступеням побросало…   наверняка рука правая сломана (даже посмотреть на нее страшно!). Зато я ни разу не ударилась головой.

«Однозначно при падении надо группироваться»,  — решила я и поздравила себя за верный выбор тактики. Отбила себе ноги-руки-спину, зато все остальное уберегла.  Плотно сжав губы, я продолжила нелегкое дело – подниматься с пола. Это было больно до слез, но я не хотела оставаться на месте и звать на помощь. Тот, кто хотел меня убить, наверняка убежал уже,  сочтя дело сделанным, и чтобы не вызвать подозрений. Если он и подбегал посмотреть, что со мной, я была в отключке.

Да, проще всего и разумнее  было бы не двигаться и позвать на помощь.  Тогда бы Вандерии пришлось разбираться с этим и искать преступника (хотя мы обе знаем, кто это!). Да, это было бы самое верное – предоставить другим искать якобы неизвестного злоумышленника и наказывать его… Но я поступлю иначе.

Никто не узнает о покушении, а несостоявшегося убийцу я накажу сама.

Любой мог оказаться у лестницы и увидеть меня в столь разбитом состоянии, поэтому, мужественно терпя боль, я совершила рискованнейший маневр и поднялась по лестнице, каждую ступеньку которой  ранее «изучила». Мне было плевать, разумно я поступаю или нет, боль  меня не столько мучила, сколько злила, и я просто горела от ярости.

Убить, меня хотели убить! Не дождутся!

Темный коридор вполне мог скрывать опасности, но я зашла  в него, прежде осмотревшись через стеклышко, которое, кстати, треснуло. Левая рука дрожала… Как я и думала,  никого в темноте не оказалось, недруг скрылся, и мне удалось безопасно добраться до комнаты. Запершись, я  взяла нож и безжалостно  разрезала  свою  одежду, чтобы раздеться, не задействуя правую руку, и оценить масштабы проблемы.

На моей очень светлой тонкой коже  синяки  всегда проступали быстро и ярко.  Этот раз не стал исключением… Бедра, руки,  ягодицы, ребра  покрылись пятнами разных размеров и «окрашенности». Я осторожно прощупала левой рукой поясницу, плечи, ноги, проверила, каждый ли пальчик на ногах двигается. Серьезнее всего пострадало правое плечо; вероятно, именно оно приняло на себя первый самый сильный удар о ступени. Плечо было деформировано и распухало на глазах.

Сломано?

Я попробовала чуть шевельнуть правой рукой, и такая острая боль пронзила меня,  что я закричала, сначала от боли и неожиданности, потом нецензурно. Тут же самообладание меня оставило, а злость погасла. Я  осела на пол, как была, голая, на разрезанной одежде, и, вздрагивая всем телом, разревелась.

Хочу  к маме! Хочу к бабушке! Хочу к врачам, чтобы они дали мне  обезболивающее, сделали снимок и быстренько расписали, как вылечить плечо! ХОЧУ ДОМОЙ! ПОЖАЛУЙСТА, ПУСТЬ НЕ БУДЕТ БОЛЬНО!

Боль мучила беспрестанно, даже когда я не двигалась.  Желание избавиться от нее, уменьшить,  вернуло меня в более-менее нормальное состояние. Сидя на полу голая, я замерзла, к тому же ко мне должен был подняться Треден с Младом, да и Флана могла вернуться из башни гуи раньше.  Мне было себя бесконечно жаль, но врожденное упрямство заставило действовать. Я встала, собрала вещи, затем натянула чулки на ноги и надела грубую  тунику на голое тело, хотя ее следовало носить поверх платья или сорочки.

Шмыгая носом, я посмотрела на дверь. Скрыть произошедшее не получится, друзья точно заметят, что я заплаканная и  каждое движение причиняет мне боль.  Я изобразила около очага что-то вроде  комнатной аварии: разлила молоко и разбила горшок, затем села на кровати и стала ждать, когда же кто-то придет…

Первыми вернулись Треден с Младом.  Волк по своему обыкновению не проскочил мимо меня, а уставился своими глазами-фонарями, и начал принюхиваться, а бородач  потерял дар речи.

— Ира,  — вымолвил он.  — Что… что стряслось?

— Упала,  — с жалкой улыбкой ответила я и кивнула на сфабрикованный несчастный случай.  Губы у меня задрожали, и снова потекли слезы из глаз.  Голос сделался тонким и дребезжащим. — Дядь Тред, мне так больно!  Та-а-ак больно!

— Что ж ты… Иронька…как ж ты…

Млад  занервничал и, когда Треден попытался его отпихнуть от меня, чтобы самому ко мне подойти, зарычал.

— У-у, зверюга, брысь!  — психанул мужчина, и только тогда волк  отошел от меня. Подойдя к двери, которая еще не была закрыта, волчина высунул дверь наружу и затем высунулся весь полностью, в коридор.

Треден не стал его возвращать, просто закрыл дверь и тут же подошел ко мне.

— Где болит, Иронька? Ты скажи, где болит?

Я сказала, где. Треден отвел меня к кровати, усадил осторожно и стал осматривать плечо. Я смотрела на него и смаргивала слезы, никак не перестающие набухать на глазах. Глаза, нос и губы у меня распухли, и началась головная неприятная боль – милое дополнение к той ошеломляющей  и не проходящей боли в сломанном плече.

— Дык это вывих!  — обрадовался мужчина. — Вдохни поглубже, и рот открой! 

Я не успела подготовиться.  Немного навалившись на меня, Треден сделал мне БОЛЬНО, АДСКИ БОЛЬНО; раздался влажный чавкающий звук. От такого потрясения я рванулась, а потом снова потеряла сознание, но буквально на три секунды.

—  Все, Иронька, все! Не серчай, больше не обижу, бедненькая,   — зачастил Треден. — Теперь уже так сильно болеть не будет, через недельку совсем затихнет, а через месяцок и не вспомнишь.  Главное, не двигай рукой денька два-три.

Я шевельнула правой рукой, которая все так же болела, но не было уже той непереносимости, сводящей с ума.

Бородач  заметил разрезанное платье на кровати, разорвал его еще и на лоскуты и  практически профессионально зафиксировал лоскутами мою распухшую руку. Он не спросил, как так вышло, ни в чем не упрекнул, и общался со мной так, словно я маленькая.  Вспомнилась Крета, первая встреченная мной женщина в этом мире. Увидев ее лицо  и руки в сходящих синяках, я  сочла Тредена  мерзким существом, которое эти синяки и поставило.

Как же я ошибалась!

«Не будь Треда,   — подумала я,  — мы бы с Зеном давно были мертвы».  

Когда вернулась Флана с едой, которую захватила для нас с кухни, Треден сам открыл ей дверь и тут же забрал сверток. Девушка хотела возмутиться, но тут увидела меня…

— Ира!  — воскликнула она,  и остолбенела.  — Ты… как… кто это сделал?

— Упала Ира, плечо вывихнула, —  ответил бородач,  отходя к столу. 

— Как упала?  — выпалила Флана и кинулась ко мне.

— Да сама не знаю как,  — гнусаво  сказала я.  — Взяла горшок  и поскользнулась на чем-то. Молоко разилось, горшок вдребезги, а мне больно так, что искры из глаз.

— Какой ужас!

— Вывих – это не шуточки,  — нравоучительно поддакнул Тред. 

Они разговорились о  всяких разных травмах и вдвоем начали ухаживать за мной. Флана покормила меня, а Треден сходил за Младом, и, хотя мужчина явно заметил странное поведение волка, ничего такого не сказал – наверное, хотел избавить меня, от лишних переживаний. Я тоже ничего не сказала; друзьям  тоже ни к чему лишние переживания.