«А если она наш разговор пишет? – мелькнуло у него вголове. – Ну и хрен с ней, я не сказал ничего определенного, всё общимифразами, обтекаемо, теоретически, абстрактно…»

– Я ведь из тех уродов, – сказал он, – длякоторых на первом месте – дело, а уж потом все остальное. Четверть века назад…да, четверть века назад вы бы меня, пожалуй, сломали … но не сейчас.

Девушка какое-то время пытливо смотрела ему в глаза – безмалейших эмоций на очаровательном личике. Потом встала, запахнула халатик,отошла и остановилась словно бы в задумчивости. Села, одним рывком – как алкашиводку – влила в рот содержимое кофейной чашки. Подняла глаза:

– Но ведь обернуться может по-всякому…

– То есть? – спросил Смолин, ощутив легкую скуку.

– Милиция может заинтересоваться…

– Кто-то накатает на меня жалобу? В краже обвинит?

– Может быть.

– В краже чего? – уже откровенно ухмыляясь,поинтересовался Смолин. – Ладно, представим, что завтра некий враждебныйэлемент накатает на меня заявление, будто я украл… Что? Чует мое сердце, Даша,не имели вы никогда пересечений ни с милицией, ни с судами. Первое, о чем онизаявителя попросят, будь он им хоть отцом родным, – указать точно, чтоименно злодейски выкрадено. Ну, допустим, шпага Бонапарта с золотым эфесом иматерным словом на клинке, нацарапанным русским казаком после взятия Парижа.Кофейник китайского фарфора с изображением цветущей над пагодой вишни, и,соответственно, полдюжины чашечек в том же стиле. Орден «За взятиедевственницы» первой степени с бантиком сбоку. Подсвечники старинные – три. Курткизамшевые – три. И так далее. А без деталей, без конкретики никто иразговаривать не станет. Учитываете эти нюансы?

Судя по тому, как она зло поджала губки, к словам Смолинаотнеслась всерьез. Умная…

– А вам не приходило в голову, что может обернуться совсемпо-другому? – спросила она вдруг. – Что вас заставят поделиться?Могут ведь сложиться условия, когда и вы в милицию не побежите…

Вот теперь ему стало окончательно скучно, Смолин едва нерассмеялся ей в лицо.

– Господи, Даша… – сказал он, откровенно ухмыляясьво весь рот. – Это вы, прелестная, романов начитались. В мягких обложках,с броскими названиями: «Бешеная супротив Горбатого», «Роковые брильянты и сыщикФанерин»… Так давно уже дела не делаются, по беспределу…

– Вы уверены?

– Господи ты боже мой, – сказал Смолин. –Нет, серьезно, вы меня пытаетесь пугать? Вы – меня? Даша, ну не надо такой ужклоунады…

– А если я не шучу? – спросила она резко.

– Даже если вы не шутите… – протянулСмолин. – Даже если вы не шутите, то выбрали не того человека. Серьезно.Мне очень жаль, но помочь ничем не могу…

– Я вас последний раз добром прошу…

Смолин легонько напрягся, готовый ко всему – но тут жепосмеялся мысленно над собой: никак не походило, что сейчас на сцене появятсяновые действующие лица. Неоткуда им появиться: шкаф маловат, чтобы в нем кто-томог прятаться, диван чересчур низок, не похоже, чтобы где-то имелась потайнаядверь, из которой вот-вот повалят хмурые мордовороты. К двери он сидел лицом,так что…

– Увы… – развел он руками.

– Ну, тогда пеняйте на себя…

– Да это настоящая мелодрама, – сказал он. –Индийское кино… или мексиканский сериал, а? Дон Падло, поправив сомбреро,закурил, волнуясь, сигарилью и сказал убитым голосом: «Дочь моя, теперь явынужден открыть страшную тайну, двадцать лет спустя после твоего рождения – тыне дочь моя, а сын мой…» Все в обмороке, включая попугая на ветке…

Шутки кончились. Дашенька выпрямилась в кресле, меряя егоненавидящим взглядом: убила б, если б могла, никаких сомнений… Видя такое делои прекрасно понимая, что брифинг кончился антиконсенсусом, Смолин, не теряявремени, встал и начал продвигаться к двери – вполоборота к ней, зорко следя,чтобы не накинулась вдруг, не проехалась ногтями по роже. Заорет, что еенасилуют, сбегутся соседи, и отмывайся потом… Прием затрепанный, но эффективныйчертовски…

Если ей тоже пришла в голову эта мысль, то именно сейчас –Даша вскочила, дернулась в его сторону с оч-чень решительным видом. Но Смолинбыл уже в прихожей. Быстренько повернул головку замка, дверь, слава богу, открылась.Он резким рывком захлопнул ее за собой (постаравшись тем не менее не наделатьшума) и быстро пошел, почти побежал вниз.

В подъезде никто не заступил ему дорогу, никто не подошел наулице. Что бы у нее ни было на уме, на данный момент она ничего такого незапланировала – о чем, быть может, ужасно в данную минуту сожалела, соплюшкадолбаная…

До своей машины Смолин добрался совершенно беспрепятственно,никем не перехваченный и не побеспокоенный. Однако это еще не значило, чторазговор следовало забыть, а если и вспоминать, то со смехом, иронизируя надалчущей девицей возжелавшей резко разбогатеть…

Вот уж наоборот – он отнесся ко всему крайне серьезно.Потому что волчьим чутьем просекал присутствие неподалеку кого-то еще. Долженбыть еще кто-то, обязан: тот, кто ее тут поселил, тот, кто ее, несомненно,трахает… кто-то небедный, вполне вероятно, решительный… и тоже желающий резкоувеличить свое благосостояние. Девочка не дуркует – кто-то за ней стоитсерьезный… как же его вычислить-то? Не стоит праздновать труса – но ибеспечности допускать не след. Иначе оглянуться не успеешь, как окажешься поуши в проблемах.

Он был не настолько погружен в свои мысли, чтобы не заметитьвишневую «восьмерку» со знакомым номером, притулившуюся у въезда во двор.Медленно-медленно проехал мимо – и увидел внутри, благо стекло было опущенополностью, как раз волосатика Мишеньку. Студент не обратил на Смолина нималейшего внимания – сидел, вперившись взглядом в Дашкин подъезд, сопределенной тоской во взоре. Ну, это мы учтем, подумал Смолин, выезжая наулицу, мы с тобой, ботва, обязательно потолкуем, когда время будет подходящее…

Итак… Кто-то за Дашкой, безусловно, стоит. Вопрос только,что этому типу от жизни нужно, насколько далеко он способен зайти, вообще, начто он способен. Столько в жизни случалось всякого, что паниковать не след – ихужей бывало…

Никак нельзя сказать, что Смолин разнервничался, потерялсамообладание и пал духом, что он летел сломя голову, не замечая ничего вокруг.Нормально ехал, со скоростью потока – и руки на руле не дрожали, и сердце незаходилось в панике. Но все равно, ощущения были не из приятных: коли уж толькочто воспоследовал звонок Маришки, из условленной фразы коей следовало: вмагазине – менты. Маришка, конечно, умом не обременена, но женской хитростьюнаделена в избытке и вряд ли способна попутать основополагающие условленныефразы…

Ну вот, пожалуйста! Перед входом в магазин красовались дважигуля излюбленного шантарскими операми облика – с затонированными под антрацитстеклами, да вдобавок еще одна тачка бело-голубой раскраски, с соответствующиминадписями и мигалками на крыше. Нет, ничего девка не попутала…