– Вот пусть и катится на свою поганую Кубу. Ненавижучерномазых.

– Карл, это не смешно, – поморщилась Алиса.

– А по-моему, смешно. В этом идиотском лагере каждая цветнаясволочь чувствует себя таким же человеком, как я, как ты… Это игра в поддавки,Алиса. Ты живешь в одной комнате с двумя желтыми крысятами, они спят насоседних койках, воняют на тебя своей жареной селедкой. А в столовой ты ешьвместе с черномазыми, и вполне закономерно, что Фидель считает, будто ему всеможно. Их нельзя распускать, Алиса. Знаешь, у вас, русских, есть хорошаяпоговорка: посади свинью за стол, она поставит копыта тебе в тарелку.

– Посади свинью за стол, она – ноги на стол, – машинальнопоправила Алиса, – имеется в виду хамство. А это – понятие международное.

– Это понятие зоологическое, Алиса. У черномазых хамство вкрови. Свинья благородное животное. Они хуже животных.

– Карл, перестань. Я уже говорила, для меня расизм – что-товроде сифилиса. Стыдная, мерзкая болезнь, от которой разрушается мозг.

– Я шучу, фрейлейн, – он широко улыбнулся, – я хочу поразитьвас своей оригинальностью. А вы не поражаетесь. Вы слишком серьезно относитеськ моим словам и не желаете понимать шуток.

– Расизм – это не повод для шуток.

– Расизма не будет, если все расставить по своим местам,назвать своими именами и освободиться от лицемерия. У них другой состав крови,другой генотип. Они другие. Похожи на людей, но все-таки не люди. Ты эточувствуешь, просто считаешь неприличным признаться, даже самой себе. Ну, давайпо-честному, могла бы ты, к примеру, влюбиться в этого Фиделя? Или вкакого-нибудь вьетнамца? Могла бы ты выйти замуж за цветного, родить от негоребенка?

– Карл, таких романов и браков навалом, у нас в институте…

– Я спрашиваю о тебе. Другие меня не интересуют.

– Ну, разумеется, в Фиделя я бы не могла влюбиться. Но непотому, что он черный, а потому, что идиот. Идиоты бывают всех цветов, Карл. Имежду прочим, в расиста я тоже никогда бы не влюбилась.

– Ox, не зарекайся, – он усмехнулся и прижал ее к себе чутькрепче. Знаешь, если у нас с тобой что-то получится, это будет надолго ивсерьез. Я уже не отстану, – он произнес это совсем тихо, она почти нерасслышала слов из-за шума ветра и града, – я не размениваюсь по мелочам. ДоИнги у меня были всякие случайные девицы, потом она всех разогнала. Я понял,что по своей природе моногамен. Или как это по-русски? Однолюб. Я понял это благодаряИнге. Но я устал от нее. Ты пока еще ничего не решила, я чувствую, у тебякто-то есть в Москве. Ты очень скрытная, Алиса. Решай скорей.

– Карл, в таких вещах нельзя ничего решить. Ты как будтосделку хочешь со мной заключить.

– Ну, в общем, это немного похоже на сделку. Толькосерьезней. Для меня, во всяком случае, – он прикоснулся губами к ее щеке, потомщекотные усы медленно заскользили по шее, – ты мне подходишь, Алиса.

– Ты какой-то механический, – она слегка отстранилась ипосмотрела ему в глаза, – иногда мне кажется, будто ты робот. И шуточки у тебякакие-то железобетонные.

Он засмеялся и мягко пригнул ее голову, прижал к груди. Егосердце билось сильно, часто.

– Я живой, Алиса. Просто ты не даешь мне расслабиться. Ну,скажи мне, роботу, что-нибудь человеческое. Скажи: «Карлуша, я тебя люблю».Погладь меня по голове, поцелуй меня, очень нежно, сначала в глаза, потом вгубы.

– Карл, я тебя пока что не люблю. Я тебя почти не знаю. Тыиногда говоришь такое, что становится страшно и противно. – Она высвободиласьиз его рук, встала, подняла с земли свой маленький рюкзачок, вытащила сигареты.

– Никто не любит бедного Карлушу, – он вздохнул, поднялся,взял у нее из рук зажигалку, – на самом деле я хороший. И совсем не страшный.

Они закурили, опять уселись на бревна, молча смотрели, какзатихает град, как светлеет небо. Вокруг весело, возбужденно щебетали птицы.Ветер успокоился. Вдали стал слышен мерный гул водопада.

Эйлат, январь 1998 года

– Мам, просыпайся, мы едем в Иерусалим. Алиса открыла глазаи увидела Максимку, умытого, одетого, улыбающегося.

– Который час? – Она села на кровати. – Почему ты вскочил втакую рань?

– Половина восьмого. Деннис уже приготовил завтрак. Мам, нувставай! Ты же будешь душ принимать полчаса, потом марафет наводить, а ехатьдолго.

– Подожди, какой Иерусалим?

– Ну вы же вчера вечером договорились с Деннисом.

– Доброе утро, Алиса, – послышался из-за приоткрытой дверибодрый голос. Завтрак уже готов, и времени у нас действительно мало. Я ужезабронировал по телефону два номера в «Холидей-инн».

Она вздрогнула и машинально натянула одеяло до подбородка.

– Доброе утро, Деннис.

Он улыбнулся в ответ и ушел к себе в номер вместе сМаксимом.

Только под горячим душем Алиса окончательно проснулась. Нучто ж, все к лучшему. С Деннисом покойней и безопасней. Если ему нравитсясмотреть на нее влюбленными глазами, пусть смотрит. Она ясно объяснила – ничегоне будет.

Через двадцать минут, одетая, причесанная, подкрашенная,совершенно спокойная, она вышла во двор. За пластиковым столом сидели Максим иДеннис. Оба с аппетитом уплетали многослойные горячие бутерброды. Максим снабитым ртом возбужденно рассказывал историю, которая за неделю до Нового годаслучилась в его классе и потрясла его до глубины души.

– Мы втроем, Димка Мельников, Аня Кузьмина и я, записывалина магнитофон радиорепортажи, разыгрывали в лицах всякую ерунду. Мы делалипародии на популярные передачи, на ток-шоу, сериалы, конкурсы, на рекламу,подбирали подходящую музыку, говорили разными голосами. Получалось оченьсмешно. У нас уже было две кассеты, все знали, что мы этим занимаемся, мыдавали слушать даже некоторым учителям, и все смеялись. И вот кто-то взялнаговорил на магнитофон жуткую гадость про наших учителей, про директора школы,такую похабщину, ужас! Эту кассету подкинули прямо в сумку нашей класснойруководительнице, да еще завернули в записку: «Новогодние поздравления отКузьминой, Воротынцева и Мельникова». Потом оказалось, что точно такую жекассету подбросили директору. Было настоящее следствие. Сначала, разумеется,все стали думать на нас. Маму вызвали в школу… Мам, ты расскажи, как с тобойдиректор разговаривал.

Теперь ребенок даже к Алисе обращался по-английски. Онбуквально за два дня стал болтать так лихо, что Алиса не могла нарадоваться.Раньше он только читал, запас слов позволял ему говорить вполне свободно, но онстеснялся грамматических ошибок, не правильного произношения. А теперь шпарилне останавливаясь и сам получал от этого большое удовольствие.