Морин понимает, что сама судьба свела ее с этимпривлекательным, учтивым и, вероятно, богатым человеком, способным уберечь ееот всех опасностей. Она не знает уголовной статистики, но понимает, что надобыть готовым ко всему.

Для этого и существуют мужчины — для того, чтобы бытьготовым ко всему.

— Конечно, надо точно знать, куда направлять удар.Стержень, хоть и стальной, но тонкий, а потому — хрупкий, и, кроме того,слишком короткий, чтобы причинить серьезную рану. Если тыкать куда попало,эффекта не будет.

Подняв штырь, он подносит его на уровень уха Морин. Страх —ее первая реакция — тотчас сменяется восторженным любопытством.

— Вот, к примеру, здесь — идеальное место. Чуть выше —удар отразят толстые кости черепной коробки.

Чуть ниже — попадешь в вену, человек умрет, но может успетьотреагировать. Если он вооружен, то нанесет ответный удар, потому чтонападающий стоит к нему вплотную…

Штырь медленно проползает по ее телу, слегка касается груди,и Морин понимает: он хочет одновременно и произвести на нее впечатление, ивозбудить ее.

— Вот уж не думала, что специалист по телекоммуникациямтак разбирается в этом вопросе. Но судя по тому, что вы сказали, это довольномудреный способ убийства.

Ее слова означают: «Мне интересно то, что ты говоришь. И самты тоже мне интересен. Через минуту возьми меня за руку, чтобы мы вместеполюбовались закатом».

Стальное острие скользнуло по груди, но не задержалось там,хотя грудь и затрепетала. И вот наконец остановилось чуть ниже подмышки.

— Теперь оно — напротив сердца. Сердце окружено груднойклеткой — это его естественная защита. В драке таким коротким клинком серьезныйущерб не нанесешь. Он непременно наткнется на ребро, и если даже проникнет втело, кровотечение будет не столь сильным, чтобы вывести противника из строя.Он может даже не почувствовать удар, который вот здесь будет смертоносным.

Что же она делает здесь, в безлюдном месте, наедине с этимсовершенно незнакомым человеком, рассуждающим на такие жуткие темы?! И едвауспев подумать об этом, Морин ощущает нечто подобное разряду тока — и телоперестает повиноваться ей. Борясь с удушьем, она хочет вдохнуть поглубже, нотеряет сознание.

Игорь — как тогда с Оливией — обнимает ее за плечи, но наэтот раз прислоняет обмякшую женщину к спинке скамьи. Надев перчатки, опускает ееголову на грудь.

Если бы кто-нибудь случайно забрел в этот уголок пляжа, тоувидел бы всего лишь уснувшую на скамейке женщину и подумал: «Устала…Набегалась в поисках продюсеров и дистрибьютеров…»

Притаившийся за старым складом паренек, который облюбовалэто место, чтобы подсматривать за парочками, сейчас уже лихорадочно звонит вполицию. Он все видел. И думал, что все это — шутка, пока мужчина в самом делене воткнул стилет в тело своей жертвы. Паренек решил до появления полиции невылезать из своего укрытия: этот маньяк может в любую минуту вернуться, и тогдаон пропал.

Игорь швыряет стилет в море и направляется в сторону отеля.На этот раз его жертва сама выбрала себе смерть. Когда она появилась натеррасе, он ведь сидел в одиночестве, размышляя о том, что делать, и вспоминаяпрошлое. Он и подумать не мог, что она согласится пойти с ним — с человеком,которого видит впервые в жизни — в безлюдное место, однако она не колебалась,не замедлила шаг. И сто раз могла бы убежать, когда он начал показывать ей, вкакие точки следует вонзить короткое лезвие, чтобы удар был смертельным, —однако продолжала сидеть рядом и даже не запаниковала.

Мимо по закрытой для движения полосе проносится патрульнаямашина. Игорь провожает ее глазами и с Удивлением замечает, что она въезжает напирс, который никто — ни один человек — не посещает во время фестиваля. Иутром, и сейчас, под вечер, здесь пустынно, хотя это, конечно, лучшая точка,где можно полюбоваться закатом.

Через несколько секунд в том же направлении, оглушительнозавывая сиреной, мигая фонарями на крыше, промчалась карета «скорой помощи».

Игорь уходит прочь: он убедился — кто-то был свидетелем егопреступления. Как этот «кто-то» опишет его? — Мужчина, с седеющимиволосами, в джинсах и черном пиджаке поверх белой сорочки. На основаниисвидетельских показаний сделают словесный портрет, а это займет известное времяи вскоре заставит сыщиков понять, что под это описание подходят десятки, еслине тысячи людей.

С той минуты как в ответ на попытку сдаться властям ему посоветовалиотдохнуть и выспаться, Игорь считал, что больше никто не помешает ему выполнитьего предназначение. Его мучили другие сомнения: достойна ли Ева тех жертв,которые он собирался принести миру? И поначалу был уверен — да. Но теперьчто-то иное скребло его душу и перед глазами то им дело возникал образмаленькой торговки кустарными сувенирами, виделись ее густые ресницы и невиннаяулыбка.

«В каждом из нас есть частица Божьего огня, — казалось,говорит ему Оливия. — Всем нам при рождении дарован был некий умысел, имякоторому — Любовь. Но она не должна быть сосредоточена в одном человеке — онарассеяна по миру и ждет, когда ее откроют и обретут. Проснись, пробудись длянее. Что прошло, то не вернется. Что придет, должно быть узнано».

Он мысленно возражает ей: «Мы узнаем, что план был неверен,когда дойдем до самых отдаленных его последствий. Или когда милосердный Господьповедет нас в ином направлении».

Игорь глядит на часы: у него еще есть двенадцать часов —времени хватит, чтобы сесть в свой самолет с той, кого он любит, и вернуться в…

Куда? В Москву, к своей работе — и это после всего того, чтоон испытал, перестрадал, обдумал, спланировал? Или благодаря всем принесеннымжертвам воскреснуть, избрать абсолютную свободу, открыть в себе нового,неведомого человека и уж с этой минуты делать лишь то, о чем мечтал, когда Еваеще была с ним?

Жасмин курит, уставившись бездумным взглядом в море. В такиеминуты ей, ощущающей свое единение с бесконечностью, кажется, будто онаобретает невиданное могущество и способность творить нечто чудесное.

Она вспоминает старинную притчу, неизвестно где вычитанную.Ходжа Насреддин однажды появился при дворе в роскошном тюрбане и попросил денегна благотворительность.

— Пришел просить денег, а сам носишь такой великолепныйи, без сомнения, очень дорогой тюрбан, — ответил ему властелин. —Сколько стоит эта необыкновенная вещь?

— Пятьсот золотых, — отвечал ему суфийский мудрец.

— Это ложь, — прошептал на ухо повелителю еговизирь. — Ни один тюрбан не может стоить таких денег.

Однако Насреддин стоял на своем: