Книга была прохладная, увесистая, лаковая.

Нужно немедленно уехать. Выпить стакан сока и уехать. Хорошобы еще съесть какой-нибудь бутерброд, но до еды далеко. Гости все прибывают,появились телевизионные камеры, со всех сторон снимавшие антикварный столик ивеликого человека с супругой. Ольга Монт давно отошла от нее и совещалась очем-то с нервным человеком в смокинге. Совещаясь, она неотрывно смотрела надверь, готовая броситься встречать гостей. Около даниловских родителейподпрыгивал жизнерадостный толстяк, в котором Марта узнала министра культуры, итам были еще две камеры, нацеленные на толстяка.

Марта пошла вдоль правой стены — ей показалось, что так онабыстрее проберется к выходу. Пусть это малодушие, но она все равно уедет. Ейздесь не место. Она приедет домой, поест и примется жалеть себя и ругатьодновременно.

Небольшая толпа смокингов и вечерних платьев толпиласьвокруг пожилой женщины странного вида. На ней был бордовый брючный костюм, афизиономия сплюснута книзу, как на карикатуре. Она курила длинную коричневуюсигарету, очень не шедшую ей, стряхивала пепел на ковер и говорила во весьголос.

Знаменская, подойдя поближе, узнала Марта, знаменитыйкардиохирург.

Академик, профессор, директор, лауреат. Данилов говорил оней, что она потрясающая бабка.

Марта улыбнулась. В этой чужой толпе Знаменская была какбудто приветом от Данилова.

Он увидел ее, когда она была уже почти у двери. Ей оставалсятолько один шаг.

Он сунул стакан в руку удивившемуся Грозовскому и перехватилМарту.

— Добрый вечер.

Марта вздрогнула и уставилась на него, как будто увиделавпервые.

— Добрый вечер.

— Откуда ты взялась?

— Приехала из Кратова.

— Тебя тоже пригласили?!

Тон был такой, что она немедленно и страшно оскорбилась.

— Нет, конечно, не переживай. Но я не лезла в окно всортире. Пригласили маму, а она отдала приглашение мне.

— Надежду Степановну? — уточнил Данилов. Он был так рад, чтоне знал толком, что говорить.

Он давным-давно ничему и никому так не радовался.

— Данилов, у меня одна-единственная мать, и ее действительнозовут Надежда Степановна.

Больше говорить было нечего, и они замолчали. Марта смотрелаповерх его плеча на гостей.

— Я так рад тебя видеть, — признался Данилов.

— Мог бы позвонить.

— Ты тоже могла бы.

— Я и так все время звоню. Не хочу надоедать.

— Ты мне не надоедаешь.

— Вот взял бы, да и позвонил.

— Марта, я не мог. Что-то странное происходит, а я никак немогу разобраться.

Марта повернула голову и внимательно посмотрела ему в лицо.

— Это ты о чем, Данилов? О разбойном нападении? Ты что-тоузнал, да? Что? Кто это?

— Я еще ничего не узнал. Я… потом тебе расскажу.

— Точно расскажешь? — спросила она подозрительно.

Ей уже не хотелось на него сердиться. Какое счастье, что онздесь!

Теперь можно ничего не опасаться, никуда не спешить и нииз-за чего не беспокоиться. Правда, где-то поблизости красавица Лида. Где же?

— Ты поздоровалась с моими родителями?

— Конечно. Только они меня не узнали, а напоминать я нестала. Я их боюсь страшно.

— Я сам их боюсь, — пробормотал Данилов и улыбнулся в еесерые глаза. — Как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую себя жирной коровой, — пожаловалась Марта. —Почему-то мне кажется, что мне малы все брюки. Может, я просто так растолстела,а ребенок тут ни при чем? Ему еще рано расти! Его еще не должно быть видно. Тычто? Смеешься?

— Я не смеюсь, — возразил Данилов. Удивительно, как быстро вее присутствии жизнь становилась похожей на нормальную, человеческую. — Вон тамЗнаменская выступает, слышишь? Пойдем, я тебя с ней познакомлю, и она тебяустроит рожать в ЦКБ. Бесплатно, раз уж ты не хочешь взять у меня деньги.

— Мне не надо в ЦКБ. Мне надо в районный роддом. Толькокретины платят деньги за понты и блатных врачей, которые ничего не могут.

— За какие понты? — не понял Данилов.

— За фикус в коридоре и турецкий ковер на лестнице. Данилов,ты что? Тупой? Мне нужен нормальный, опытный, практикующий врач, у которогокаждый день кто-нибудь рожает. — Марта быстро посмотрела по сторонам, не слышитли кто, о чем они говорят. — Я и без фикуса обойдусь, мне лишь бы ребенка неуморили, а этих, которые в ЦКБ и у которых три богатых клиента в месяц, мне ненадо, боже избави! Ты что? Не слушаешь?

Конечно, он не слушал. Он смотрел на нее — и не слушал.

Как бы ему заманить ее ночевать? Пообещать, что всерасскажет, но только дома?

— Данилов, что ты молчишь?

— Ты собиралась уезжать?

— Я думала, что тебя нет, — призналась Марта, — и никак немогла понять, зачем же я-то приперлась!

— Подожди меня минут пятнадцать. Сейчас начнетсяторжественная часть, и можно будет незаметно уехать. Ты собираешься вернуться вКратово или… останешься? — Ему показалось, что вопрос прозвучал как-то наредкость пошло, оскорбительно даже.

— А Лида? — спросила Марта. — Она не обидится?

— Нет, — сказал Данилов довольно сердито, — собственноговоря, это совсем не твое дело. С Лидой я сам все улажу.

— Тогда останусь, — решила Марта.

Разве она могла уехать, когда он сказал — оставайся?!

— Через пятнадцать минут. Постарайся никуда не исчезать.Если хочешь, можешь уехать прямо сейчас, у тебя же есть ключи. А я подъеду.

— Данилов, — спросила Марта язвительно, — с чего ты взял,что я хочу немедленно мчаться в твою квартиру? Может, я хочу побыть на приеме,в обществе приятных и умных людей? Может, я хочу съесть немного холодных устрицили что предполагается на фуршете? Может, я хочу провести вечер здесь, а невозле твоей посудомоечной машины?

— Здесь? — беспомощно переспросил Данилов. — Ну… давайпроведем вечер здесь.

— Ты тут совсем ни при чем, — наслаждаясь игрой, продолжалаМарта, — ты должен проводить вечер со своей Лидой, а не со мной.