Он посмотрел ей в лицо и понял, что это игра. Просто такаяигра. От сердца отлегло, а он уж перепугался было.

— Значит, через пятнадцать минут, — заключил Данилов строго,чтобы она не догадалась, как он перепугался, — мне нужно еще к Знаменскойподойти.

— А к родителям?

— Я уже подходил к ним, Марта.

Он ко всем уже подходил, и к нему все подходили — друзья семьи,знаменитые музыканты, знаменитые писатели, знаменитые критики — не знаменитыхбыло на этом приеме — «друг детства» Олег-Тарасов, конкурент Марк Грозовский,мать Лиды Виолетта Ивановна, сама Лида в парижском платье. Он старался вестисебя хорошо — достойно, как сказала бы Светлана Сергеевна, — но знал, что этогомало. Необходима картина полного воссоединения семьи, а он в такую картинуникак не вписывался. Он вообще не подходил ни для каких определенных ему ролей— идеального сына, продолжателя дела знаменитого отца, мужа светской красавицы.

С тех пор, как в шестнадцать лет у него сдали нервы, он малодля чего подходил.

Лида, выделявшаяся из толпы неземной красотой, в отдалении,за колонной рассматривала в зеркальце свои губы и осторожно трогала их помадой.Данилов подумал, что хорошо бы уйти так, чтобы она не заметила.

Поговорив со Знаменской — «Андрюшик, как поживает мой унитазв форме лилии?», — он уже совсем собрался сбежать и все-таки столкнулся сЛидой. Марты не было видно.

— Господи, какой ты неуклюжий!

Он присел, собирая в крохотную сумочку ключи от машины,медный номерок из гардероба, золотую пудреницу, шелковый кошелечек для визитныхкарточек.

Все. Больше в сумочке ничего не было, Данилов специальноосмотрел пол.

— Дурацкая сумка! Второй раз за вечер открывается, и из неевсе падает, а я, как идиотка, подбираю!

— Извини, пожалуйста.

— Ты что? Уезжаешь? А банкет?

— Я устал и не хочу есть. Я поеду.

— Светлана Сергеевна придет в ужас, — прошептала Лида. —Господи, ну что ты все время выдумываешь?! Почему ты не можешь остаться?!

Не мог же он сказать ей, что совершил подвиг, придя сюда!Одна мысль о том, что сейчас начнутся выступления с микрофоном и не дай бог! —к нему опять пристанут, чтобы он говорил «теплые слова», вызывала дрожь вжелудке.

— Я позвоню тебе, — сказал он Лиде и легко поцеловал ее вщеку, — я должен ехать.

— Ты просто свинья, — заявила Лида, повернулась и пошла,подхватив под руку наблюдавшего в отдалении Тарасова.

Улучив момент, Тарасов оглянулся, подмигнул Данилову ипоказал большой палец. Лида ему явно угодила.

В том конце зала, где были камин и микрофон, произошлошевеление, вся толпа как будто придвинулась в ту сторону, прошелестела голосамии притихла.

Данилов вышел и притворил за собой, высокую дверь.

— Уезжаете? — благожелательно спросил «придверный» юноша.Данилов кивнул.

Где Марта?

Он вытащил из кармана мобильный телефон и нажал кнопку.

Гардеробный юноша выглянул и посмотрел вопросительно. Даниловотрицательно покачал головой — он был без пальто.

— Ты где? — спросил он, когда телефон ответил голосом Марты.

— Я на улице, жду тебя. Между прочим, метель.

— Садись в свою машину и езжай, — распорядился Данилов, — яуже выхожу.

Он сунул телефон в карман и вышел на улицу, в тихий и скудноосвещенный Воротниковский переулок. Его машина стояла на той стороне, у аптеки,и он пожалел, что оставил дубленку в машине — сейчас она не помешала бы. Быловетрено и морозно.

Обходя наваленные снегоочистителем грязные сугробы, Даниловсошел с тротуара, и в этот момент машина, урчавшая далеко, почти у выезда наСадовое кольцо, сытым мотором, вдруг сорвалась с места, злобно взвизгнулаколесами.

Набирая скорость, она выпрыгнула на мокрый асфальт, темная,как «Летучий голландец», — ни фар, ни габаритных огней.

Марта из своей «Нивы» увидела ее только в самый последниймомент, под жидким светом фонаря. Увидела и тоненько завизжала, закрываяладонями уши, как будто это могло что-то изменить!

«Летучий голландец», тонна темного, смертоносного,разогнавшегося на асфальте железа, был в двух шагах от Данилова.

И он услышал его на секунду раньше, чем рассчитывал человек,вцепившийся в руль белыми от ненависти пальцами. Эта секунда спасла Даниловужизнь. Он прыгнул, не назад, а вперед, перед самым хищно оскаленным радиатором,и успел. Грязный темный бок задел его, но вскользь, легко. Это легкоескользящее касание отшвырнуло Данилова в грязный снег, на низкую решеткузабора, и он сильно ударился грудью об острые чугунные колья.

Секунда, и в сонном переулке все стало как раньше — жидкийсвет, метель, ряды машин, протаявший асфальт, на который сыпалась жесткая белаякрупа.

В голове гудело — то ли от адреналина, то ли от чугунныхкольев.

— …Андре-е-е-ей!!!

Данилов сильно вздрогнул от этого вопля. Вздрогнул ипосмотрел по сторонам с изумлением.

Через дорогу, наискосок, к нему бежала Марта, путаясь вподоле вечернего платья. Лакированные туфли при каждом шаге взблескивали луннымсветом.

— Андрей!! Ты жив? Господи, ты жив или нет?!

Подбежав, она упала коленями в сугроб, и стала трястиДанилова за плечи, и заглядывать ему в лицо, и зачем-то ощупывать его руки, иснова трясти.

— Марта, — сказал он, не зная, как прекратить это, — я жив,все в порядке.

— Нужно ехать в больницу! Я тебя отвезу. Тебе больно? Гдетебе больно?! Ты можешь встать? Или нет, лучше сиди, я позову кого-нибудь!! Тысильно ударился? Ну, конечно, сильно! Господи, что за идиоты гоняют по ночам!Козлы! Уроды! А ноги целы? А? Я не понимаю! Да скажи хоть что-нибудь! Ну!

— Марта, все в порядке. — Он почти не испугался и непредставлял, что она испугалась так сильно. — Никуда везти меня не надо, ясейчас сяду в машину, и мы поедем домой. Не волнуйся.

— Господи, что это?! Кровь. Я так и знала. Где телефон, явызову «Скорую»! Дай мне телефон! Сейчас же!

— Ты на нем сидишь, — сказал Данилов и улыбнулся. Ему былосмешно и трогательно. — Ты сидишь на моей ноге, а в брюках телефон. Звонитьникуда не надо.

— Ты весь в крови, Андрей, — она смотрела на него с ужасом,— из тебя течет кровь. Много.