— Мокрая проводка, — пробормотал он. — Вот и все. — Оннедавно перебирал…

«С кем из нас ты проводишь больше времени? Со мной… или сней?»

Улыбка вернулась, но теперь она была немного виноватой. Нуконечно, он проводил больше времени с машинами — вообще с машинами. В том-то исостояла его работа у Уилла. Но ведь смешно думать, что…

Ты солгал ей. Вот в чем правда, не так ли?

«Нет, — нерешительно сказал он себе. — Нет, ты не можешьдумать, что на самом деле солгал ей».

Или?..

Да, солгал. Он больше времени проводил с Кристиной.

И это было…

Было…

— Не то, — процедил он сквозь зубы.

Он стоял на тротуаре, а перед ним стоял его заглохшийавтомобиль, чудесным образом воскресший путешественник во времени, пришедший изэпохи Бадди Холли, Хрущева и космических собачек, и он внезапно возненавиделего. Он что-то сделал ему, что-то непонятное. Что-то.

Он открыл дверцу водителя, скользнул за руль и сновазахлопнул дверцу. Он закрыл глаза. Умиротворенность наполнила его, все вещивстали на свои места. Да, он лгал ей, но ложь была невелика. Просто небольшойобман. Нет — не имеющий никакого значения обман.

Не открывая глаз, по потрогал кожаный квадратик, висевший наключах — на его старой, потертой поверхности были выжжены инициалы «Р.Д.Л.». Онне собирался искать ни нового кольца для ключей, ни нового куска кожи, чтобывыдавить на нем собственные инициалы.

Но с этим кожаным брелоком на ключах произошло что-тоособенное, разве нет? Да. В самом деле произошло.

Когда он отсчитывал деньги в кухне Лебэя, кожаный квадратик,лежавший на красно-белой скатерти, был потертым и совсем почерневшим отвремени, так что инициалы на нем были почти незаметны.

Теперь их буквы вновь проступили, свежие и чистые. Ониобновились.

Но, как и ложь, это было совершенно не важно. Сидя вметаллическом панцире корпуса Кристины, он ясно чувствовал, что именно это ибыло правдой.

Он знал — все было совершенно не важно.

Он повернул ключ. Стартер зажужжал, но зажигания не было.

— Ну, давай, — прошептал Эрни. — Давай, Кристина. Давай!

Он погладил руль и снова повернул ключ. Зеленые кошачьиглаза на приборной доске мгновенно зажглись, и двигатель заработал ровно имощно.

Ли не могла понять его. Ее не было здесь раньше. Она невидела его прыщей, не слышала криков: «Эй, Пицца с Ушами!» Она не знала егобессилия. Ему казалось, она не могла понять даже того простого факта, что, небудь Кристины, он никогда не набрался бы храбрости позвонить ей по телефону —даже если бы она отпечатала на майке Я ХОЧУ ПОЙТИ НА СВИДАНИЕ С ЭРНИКАННИНГЕЙМОМ и ходила бы в ней по городу. Она не могла понять, что порой ончувствовал себя на тридцать или даже на пятьдесят лет старше — вовсе немальчиком, а каким-то безнадежно изувеченным ветераном, вернувшимся с какой-тонеобъявленной войны.

Его рука потянулась к радиоприемнику и включила его. Ди ДиШарп пела «Время картофельного пюре», музыкальный сумбур, накатывавший поволнам ночного эфира.

Он снял машину с тормоза и повел ее в аэропорт, откуда думалдобраться до дома одиннадцатичасовым автобусом. Однако вместо него он вернулсяк родителям полуночным рейсом и, уже лежа в постели и вспоминая жаркие поцелуиЛи, вдруг осознал, что в минувший вечер потерял целый час и не знал, где могпровести его. Этот час пропал где-то по дороге от дома Кэйботов к аэропорту.Эрни почувствовал себя, как человек, переворачивающий весь дом и ищущийкакую-то понадобившуюся вещицу, которая на самом деле находится в другой егоруке. Ощущение было явственное… и немного пугающее.

Где он был?

Он отчетливо помнил, как отъехал от обочины у дома Ли, азатем… просто катался.

Да. Катался. Вот и все. Ничего особенного.

Ему показалось, что во время поездки он переключил приемникна другую волну, но вместо УКВ-104 и рок-уик-энда он опять поймал радио WDIL, ипрограмму вел какой-то сумасшедший диск-жокей вроде Алана Фреда, который хриплопередразнивал Джея Хоукинса: «Тебе не уйти от моих ча-а-а-р-р… потому что тымо-о-о-й-й!..»

И еще ему показалось, что он приехал в аэропорт с мернопульсировавшими — будто повторявшими удары сердца — передними фарами, а когдавылез из машины, то облегченно вздохнул.

* * *

И вот он лежал в постели и не мог заснуть. Что-то было нетак.

Что-то началось, что-то происходило. Он не мог солгатьсамому себе и сказать, что ничего не происходило. Слишком много людей хвалилиего за отличный ремонт машины. Он приезжал на ней в школу, и ребята из автомагазиназалезали под днище, чтобы посмотреть на новые выхлопные трубы, глушитель икузов. Они заглядывали в двигательный отсек, проверяли радиатор, чудеснымобразом избавившийся от коррозии и многолетних натеков антифриза; исследовалигенератор и блестящие свечи, плотно сидевшие в своих гнездах. Даже очистительвоздуха с номером 318 на раструбе, поворачивавшийся в зависимости от скорости,был новым.

Да, он выглядел настоящим героем в глазах завсегдатаев вавтомагазине и с улыбкой превосходства принимал адресованные ему комплименты.Но даже тогда — разве не был он смущен в глубине души? Конечно, был.

Ибо он не мог вспомнить, что делал с Кристиной и чего неделал.

Время, проведенное в гараже Дарнелла, когда он работал надней, было таким же белым пятном, как и сегодняшняя поездка в аэропорт. Онпомнил, как начал удалять ржавые пятна на кузове Кристины, но не мог вспомнить,когда и как закончил эту кропотливую возню с ними. Он не знал, когда и гдеразделался с перекрашиванием капота. Он помнил только то, что подолгу сидел зарулем, отупев от счастья… чувствуя себя так, как сегодня, когда Ли прошептала:«Я люблю тебя» — и скрылась за дверью своего дома. Что оставался за рулем дажетогда, когда большинство парней из гаража запирали свои машины и уходили ужинать.Что сидел за рулем и иногда слушал старые песенки, которые передавало радиоWDIL.

Может быть, хуже всего обстояло дело с ветровым стеклом.

Он был уверен, что не покупал нового ветрового стекла дляКристины. Если бы покупал, то его банковская книжка пострадала бы гораздобольше и он узнал бы об этом (сам или от Регины — все равно).

Тогда, в Хидден-Хиллз, Деннису показалось, что трещины на стеклестали меньше, чем были. А затем… затем они и вовсе исчезли.